— То есть Александр Юрьевич завещал свое состояние Ми… вашей дочери? — внезапно охрипшим голосом уточнил он и потянулся к лимонаду, быстро наполнив им оба стакана, забыв спросить Наталью Викторовну, как-то автоматически.
— Да, — кивнула она. — Возможно, она что-то и знает про землю. А если нет… ну, адвокат подскажет.
— А она… с ней можно как-то связаться? Это очень важно.
Наталья Викторовна снова задумалась. Отпила лимонад, пытаясь упорядочить все «за» и «против». В конце концов, пришел же он в ее дом. Наверняка знал, куда идет. К кому. Не мог не знать. И Милана не против его фотографии в комнате сына. А если и правда то, о чем он хочет поговорить, — важно? Вот пусть Милана и решает.
— Я могу дать вам ее телефон, — сказала Наталья Викторовна и потянулась к трубке.
Эти несколько секунд, что она молчала, он почти не дышал. Думал, что ничего не будет, ничего не почувствует, ведь давно уже пережито, но оказалось — нет. Незакрытые гештальты иногда догоняют, а закон бумеранга работает. Новый вздох он смог сделать лишь тогда, когда Наталья Викторовна действительно стала искать контакт дочери, а он понял, что это все всерьез, взаправду.
— Буду благодарен, — сумел выговорить Назар более-менее спокойно, хотя у самого вспотели ладони, и с этим он тоже не понимал, что можно поделать. Запоздало нашел и собственный агрегат и добавил: — Записываю.
Записать — записал. Допил напиток, не чувствуя вкуса, но понимая, что холод его жа́ра не остужает. Распрощался. Когда шел от беседки к воротам, неожиданно наткнулся взглядом на странное сооружение на одном из деревьев, старом и раскидистом каштане. Как гигантский скворечник, если представить себе, что птенец может быть размером с человеческого карлика. Или, может быть, ребенка. Ну да. Просто дом на дереве. Что-то снова шевельнулось в нем навстречу этой халабуде — простейшей, на нескольких деревянных сваях для устойчивости, с лестницей, невысокими перилами вокруг площадки наверху, окружавшей сам «домик». И скошенной ярко-синей крышей с дверцей внутрь такого же цвета. О подобном, наверное, все дети мечтают. Назар не мечтал, ему в голову не приходило, они просто детство провели на деревьях, на греблях среди камыша, в плёсе и на бабкином огороде. У кого какое детство.
Чей это домик? Миланы? Или…
Назар мучительным усилием отогнал от себя эту мысль, слишком несвоевременную, загонявшую снова туда, откуда он с таким трудом выбирался, и вместе с тем понимал, что делает этот выбор сам — выбор узнать.
После ее последнего звонка он остыл быстро. Ночь переночевал и понял, что в нем фонит одно ее слово «люблю», больше ничего. Ни прошлого, ни будущего, ни настоящего. Только «люблю», какое-то отчаянное, будто бы умоляющее, чтоб пожалел. Через день на стену полез, а через два — начал звонить. Но трубку она сначала не брала, потом стала недоступна. О том, что добавила его в черный список, он догадался спустя неделю.
Утверждала, что беременна от него — и отправила в ЧС. И это доказательство было помощнее любого теста. Два месяца он трахал ее без продыху, а потом потребовал доказать отцовство. Даже если она и правда ему изменила — какова вероятность, что этот ребенок не его? Мизерна.
И он — гондон ничем не лучше своего папаши, который бросил мать. Но у того, по крайней мере, была семья, была причина. А у Назара — только ревность и уверенность в том, что это его предали. И страх, что ему снова будет так же больно. Быть гондоном — полбеды. Быть трусом — это уже реальная проблема. А выходит, в нем всего этого говна через край.
Тогда Назар еще верил, что сможет все это как-то исправить, даже если у них с Миланой уже ничего не получится после того, как он ее послал. И предпринимал то, что было в его силах на тот момент. Помчался в Кловск, по адресу, который она оставила ему когда-то и где он однажды уже побывал. Ловить флэшбэки, но, вопреки его ожиданиям, поймал он самого себя на малодушии. В той квартире Милана уже не жила, открыла ему незнакомая женщина и сказала, что уже несколько недель тут обитает. Как еще ее найти — Назар не представлял, но все же продолжал искать варианты. Был отец-депутат. Александр Брагинец, член провластной партии, пятый в партийном списке. Он про него читал потом, чтобы понять, можно ли попытаться связаться с Миланой через ее семью, но там тоже ничего не получилось. Тогда он был совсем никем, чтобы получилось.