Сольник

Ночь, куранты бьются злее,
Что-то, брат, им невдомек,
Чьи бредут очки да шея,
Кто торчит у мавзолея,
Чей дымится, еле тлея,
Сигареты огонек?

Это я, туманом стылым
Разлагаюсь по Москве,
Духом бледным и унылым,
Злой, контуженною силой,
Надоедливой, постылой,
В беспартийной голове.

Я брожу туманной ночью
По проспектам, по дворам.
Вижу ночью я воочью,
Кто гниет и рвется в клочья,
Как ломают позвоночья,
Остывая по утрам.

Я дышу столичным газом,
Чеченею на ходу,
Ощущаю город — разом
И крестом, и унитазом,
Злым булгаковским рассказом
Как блаженство, как беду.

Наблюдаю, как отравой
Льется шумная толпа.
Жадной, жаждущей оравой,
Тараканьей шустрой лавой,
То ли левой, то ли правой,
Без кувалды и серпа.

У монументов постылых,
У элитных куполов
Вопрошаю, кто взрастил их,
Нервных, но мозгами хилых,
Злых, обдолбанных, унылых
Крепких дур и пацанов?

Да, сейчас другие песни
За столом, куда ни кинь,
Жизнь намного интересней
Под ногой идущих вместе
Под торжественные «Вести»
Янь переползает в Инь.

Я плыву усталым Ноем,
Я кричу спасенным Лотом,
Я кажусь себе героем,
Небесами, звездным роем,
Банкой спермы, геморроем,
А вернее — идиотом.

Ничего не понимаю
Я в передовой глуши,
Замерзаю и сгораю,
Умираю, воскресаю,
Балансирую по краю
В вечных поисках души.

А на улице Арбате
На серебряном канате
Проституток выводили на расстрел.
А из тьмы автомашины
Каучуковые спины
Обещали всероссийский беспредел.

А на улице Тверской,
Эх, в натуре, пир мирской!
Там тусовка, весь бомонд,
Крутят смерти хоровод,
Там любой — и член, и клитор —
Переменам всяким рад,
Он в Кремле стоит за Питер,
Под Москвой — за Ленинград!

А на новеньком вокзале
Под веселым потолком
Гастарбайтеры страдали —
Вывозили их силком,
Без наград и без зарплаты,
Как героев соцтруда,
Увозили автоматы,
Коммуналки-поезда.