На минуту Жерновой задумался, хотя отец и не был крестьянином и не имел коровы, но старик чем-то напомнил ему отца,— вот так же и тот был востер на язык. Но отец и другое наказывал: «Если поверил во что — нацелься в точку и не сворачивай».
И вот теперь, вернувшись из командировки, Жерновой снова засел за сводки, снова начал подгонять цифру к цифре, уже на полпроцента подались вперед — немного и до конца есталось.
Он выхватил глазами из сводки Верходворье и опять подумал о Дружинине, подумал с досадой и неприязнью. Узнают о их разговоре другие секретари, так же вот начнут вести себя, каждый со своей колокольни будет звонить… И тогда не поможет ни Трухик, ни Лузгачев. Жерновой внутренне почувствовал, как вокруг него увеличивалось число не согласных с ним людей, в которых он раньше видел свою силу и свою поддержку. «Ужели я ошибаюсь? Если ошибаюсь, надо признаться, но как? Не сдержать своего слова, потерять доверие, которое приобреталось годами? А тут какой-то мальчишка, и вдруг…» И он снова наливался решимостью: постоять за себя— значит постоять и за дело, в которое он верил. Но чтобы постоять, надо разрядить обстановку, надо кой-кому дать бой и — тогда все прояснится, все встанет на свое место.
Вечером после заседания бюро, когда люди уже разошлись и у Жернового задержался один лишь Янтарев, Леонтий Демьянович, будто между прочим, спросил его:
— А не заслушать ли нам на бюро Дружинина?
— Мы ведь, кажется, готовим отчет Му-равинского райкома, — ответил Янтарев.
— С ними пока обождем. Тут у меня другой прицел, пошлем к Дружинину комиссию, посмотрим, как они работают, как мобилизуют свои резервы.
— Я согласен с вами, что надо практиковать отчеты райкомов на бюро, а может быть, даже и на пленуме, но мне думается, не с той целью, с какой вы намерены сейчас слушать Верходворье, — сказал Янтарев. — Я дважды был в этом районе. Побывал во всех колхозах. Видел, как работает сам Дружинин, и скажу вам: таких секретарей у нас в области немного. Конечно, я понимаю вас, он более уязвим, чем, скажем, Лузгачев или Трухин, потому что несколько иначе мыслит и ведет себя иначе.
— Вот именно, именно, что ведет, — подхватил Жерновой. — Он не только неправильно ведет, но даже наши решения ставит под сомнение.
— Ну и что ж… Да мы, Леонтий Демьянович, должны гордиться такими людьми, которые всерьез начинают думать о жизни, о себе и о нас, руководителях…
— И теперь, что ли, не поддерживаешь?
— Не совсем так, — сказал Янтарев. — Надо слушать отчет верходворцев, но только в другой плоскости. Опыт надо передавать другим. Чтоб такие вот Лузгачевы видели, что и на наших землях можно получить хороший урожай и скот можно с успехом разводить. Когда Лузгачев поймет это, тогда не потребуется Дружинину выполнять план за Лузгачева и сдавать маточное поголовье ради того, чтоб подтянуть общий областной процент.
— Ну знаете, — морщась от досады, сказал Жерновой. — Вы, я вижу, сегодня опять не с той ноги встали, уже третий раз со мной не соглашаетесь. — И он нервно откинул в сторону сводку.
32
Каждую субботу Маринка наведывалась теперь домой. Глядишь, на улице дождь, слякоть, а она едет в автобусе, а то и просто так — в кузове попутной машины. Приедет, перекусит чего-нибудь — и тотчас бежит к Вале. Казалось, о чем бы и говорить им — и возраст у них разный, и интересы, а вот поди ты — сидят рядышком, щебечут, все переберут — подружки, да и только! А сегодня Маринка даже и домой не заглянула — из автобуса сразу к Дружининым. Прибежала взволнованная, раскрасневшаяся.
— Не приходил?
— Нет еще, Мариночка, — ответила Валя.— Дорога-то видишь какая, не скоро доберешься на мотоцикле.
Маринка поставила на пол чемоданчик, и вскоре на кухне забренчал рукомойник. Вытерев о полотенце руки, она вернулась в комнату — и к малышам. Они уже ее знают: как только увидели — сразу залепетали. Маринка притянула к себе Сергуньку, прикоснулась пальцем к носику, приплюснула его, потрепала по розовым щекам с ямочками, потом взяла на руки, подбросила вверх.