— Как так ничего? Посколь молва идет кругом, значит, было что-то? — сказал Сократыч и, неуклюже достав из-за пазухи сложенную вчетверо газету, развернул, ткнул в нее пальцем.
Игорь пробежал статью глазами и, скомкав газету, с яростью швырнул ее в сторону.
— Ты газету не бросай, — подобрав ее, сказал отец. — Может, и права она. Ежели, говорю, виноват, другой раз приходится и на мозоль себе наступить.
— Так ведь он вон что пишет, Коржик-то этот! Дескать, райком проглядел! Да при чем тут райком? Ну, встречались с ней мы… Ну…
— «Ну, ну», вот и получилось «ну». Если провинился, так ты что — побежал прятаться в кусты? Да какой ты после этого, к лешему, комсомол? Оступился и не отвечаешь за свои проступки? Нет, эдак не годится, сынок.
И вдруг с ужасающей неотвратимостью Игорь понял, что эта «кубышка» нежданно-негаданно ввязалась в его жизнь, встала между ним и Маринкой. От одной мысли, что он потерял Маринку, потерял ее навсегда, стало невыносимо больно. Разве он мог после нее, милой, чудесной Маринки, полюбить другую девушку? Нет, как бы отец ни уговаривал его, он ни за что не вернется к Кланьке…
Оставшись один, он пытался забыть все, но горькая неутихающая боль угнетала его. Он теперь осуждал не столько Кланю, сколько себя. Куда бы он ни шел, где бы ни был, он думал только об одном: как ему разрубить этот узел? И ничего придумать не мог; раз поступил глупо, гадко, — нет ему прощения, сам виноват во всем, сам…
На другой день, вернувшись с работы и не поев, Игорь бухнулся на жесткую соломенную постель. Он снова хотел бы уйти от всех этих бед и горестей, забыться хотя бы на минутку. Но кто-^о неожиданно постучал в дверь. Игорь вскочил с постели и, к своему удивлению, увидел на пороге Кланю. Она заметно изменилась, лицо ее осунулось, и глаза не те,— большие, настороженные.
— Ты сердишься на меня, Игорь? — не сводя с него взгляда, спросила она. — Но послушай…
Кланя торопливо сунула в карман жакетки руку и достала оттуда бумажку.
— В райком вот вызывают… на бюро…— продолжала она. — Как же теперь быть-то? Ведь не о статье будут говорить, о нас с тобой…
— И пусть, а я не поеду, — хмуро бросил Игорь.
— Думаешь, я поеду? И я не поеду! Но все равно нам-то не легче. Нам с тобой дело-то решать надо…
В глазах ее блеснули слезы, и Игорю вдруг стало жаль Кланю. Он шагнул к ней и, дотронувшись до ее руки, что-то хотел сказать в свое оправдание, но-так и не нашел подходящих слов.
Размазывая по щекам слезы, Кланя первой прервала неловкое молчание:
— Я ведь не виню тебя…
— И ты не виновата, Клань. — в свою очередь, проговорил Игорь.
— Так как же быть-то теперь? Ведь наше общее горюшко-то…— И, повиснув на его плече, она разрыдалась.
Валя готовилась стать матерью. Впервые в жизни на нее свалились новые, еще не известные дотоле заботы. На первый взгляд они казались совсем незначительными: купить для будущего новорожденного одеяльца, распашоноч-ки, приготовить простынки, — но эти заботы вдруг как-то неожиданно захватили молодую женщину и увлекли ее, оттеснив все остальное.
Помнится, в детстве она не возилась с куклами, как делали это ее сверстницы, а больше держалась мальчишек, бегала около кузни, подбирала старые гайки, болтики и тащила к себе на двор. Присматриваясь к ней, мать удивленно качала головой: мальчонкой растет, да и только. Вырастет, пойдут дети, что она будет с ними делать, когда и куклу в руках не держала.
Но вот подошло время, и вдруг у Вали проснулось материнское чувство, она с тревогой и в то же время с радостью ждала появления своего первенца.
Она уже приобрела для него все необходимое, но ей казалось, что еще что-то позабыла, а что — и сама не знала. И тогда шла к Марии Флегонтьевне. И верно, стоило побывать у Кремневых, как все прояснялось: она совсем ведь позабыла о чепчике… Валя тотчас же бежала в магазин, но в магазине, как назло, чепчиков не было, и она сама принималась шить. Вечером, когда с работы возвращался муж, она показывала свое изделие, и Сергей, ровным счетом ничего не понимавший в этом, с удивлением разглядывал беленький колпачок.
В конце июля, когда уже на дальних покосах подбирали последние травы. Валя решила съездить к родным, у которых она давно не была, хотелось увидеть мать, поговорить с ней, посоветоваться. Собирался было поехать и Сергей, да, как снег на голову, прикатил инструктор обкома и задержал его.
Ольга Александровна обрадовалась дочери, пропуская в комнату, заметила:
— Похудела-то как. Нос да глаза остались. Все еще, наверное, на селедке сидишь? Вот они, детки-то, как достаются…
За разговорами о будущем первенце и застал их Петр Егорович. Увидев, что дочь приехала одна, нахмурился.