Достав из кармана полосатой пижамы карандаш, он перечеркнул итоговую цифру и размашисто и жирно поставил новую. Поставил и опять с теплотой и нежностью подумал об Ирине.
8
На актив и впрямь собирались, будто на праздник. Полагая, что на этот раз обычного разноса не будет, секретари райкомов съезжа; лись не как всегда — собранные, озабоченные, вооруженные сводками и докладными записками, аккуратно положенными в папки, — а вроде как налегке. Некоторые из них даже заглянули накануне вечером в ресторан, и уже поспешили по-своему отметить успехи и теперь, чувствуя себя не особенно хорошо, Забрались на балкон.
Среди таких, как ни странно, оказался и Трухин. Он опустился в кресло и, свесив голову, принялся растирать лысину мигреневым карандашом, который очень помогал ему в таких случаях.
Когда показался Жерновой, зал сразу притих и, разглядывая первого секретаря сотнями любопытных глаз, старался понять его настроение, заранее предварить ход предстоящего разговора. Понять, однако, было трудно. Жерновой. в белоснежной сорочке, в новом, цвета морской воды, костюме, оперся руками о длинный стол и, как всегда спокойно, без малейшего волнения открыл актив.
Дружинин, сидевший в центре зала, услышал в числе рекомендованных в президиум и свою фамилию. Он несколько удивился, так как в президиум его раньше не выбирали, но поднялся, прошел вместе с другими на сцену и сел во втором ряду, как раз за Жерновым. Рядом с Леонтием Демьяновичем сидела Селезнева. Она оглянулась и приветливо протянула руку Дружинину; спустя некоторое время она встала и предоставила слово докладчику.
Жерновой не отличался особым красноречием — говорил тяжеловато, словно с трудом подбирая каждую фразу. Но фразы его не рассыпались — они были точными, увесистыми, будто бревна у плотовщиков, ложились друг к ДРУгу. Даже Ирина и та иной раз удивлялась: свои стенограммы Леонтий Демьянович почти не правил, а почитаешь — каждая фраза стоит на месте. Но сегодня особый актив, и доклад секретаря обкома должен быть не похожим на все остальные. Однако из первой же половины доклада всем стало ясно, что Жерновой настроен не совсем по-праздничному. Он говорил не о заготовке хлеба, а о молоке, о мясе. Как и в прежних докладах, приводил цифры, сравнивая одну с другой, называл фамилии секретарей райкомов, кое-кого из них, особенно тех, которые, по его мнению, плохо работали, просил объясниться на активе. В зале зашевелились, зашуршали бумагами: нет, тут банкетом и не пахнет.
В перерыве Жерновой подозвал к себе Дружинина:
— Имейте в виду, мы вас записали для выступления в прениях.
— Я не собирался выступать, Леонтий Демьянович.
— А почему? Расскажите об опыте работы. Процент-то по молоку у вас неплохой. — Он снисходительно улыбнулся и прошел в буфет.
За Пекуровским, который после перерыва выступил в прениях первым, Жерновой вдруг предоставил слово Трухину.
С «камчатки» раздался хриплый голос:
— Не могу, Леонтий Демьянович, зубы болят.
По залу пошло легкое оживление.
— Ну что же, надо лечить ваши зубы. — по-своему поняв оживление в зале, не без острастки сказал Жерновой. — Сегодня в десять вечера, пожалуйста, на бюро…
В зале раздался смех и тут же смолк. И опять все насторожились: Жерновой уже назвал фамилию Дружинина.
Дружинин не думал, что ему предоставят слово для выступления именно сейчас, и он не был еще к нему готов. Но Жерновой, приветливо улыбаясь и. казалось, подбадривая, широким жестом руки приглашал его к трибуне.
Выйдя, Дружинин достал из кармана блокнот и, взволнованно перебирая испещренные цифрами страницы, окинул взглядом переполненный зал. О чем говорить? Сказать о том, как провели весенний сев, как ухаживают за посевами? Или начать с того, как живут люди, о чем они думают, о чем мечтают?
— Только что передо мной выступал товарищ Пекуровский, — наконец начал он. — Говорил он о коровах, о свиньях и прочей деревенской живности, но, к сожалению, забыл главное — людей, от которых зависит и судьба урожая, и надои молока, и вообще все наши успехи…
Не “только в президиуме, но и в зале насторожились. Улыбка, с которой Жерновой встретил на трибуне Дружинина, живо слетела с его лица, он склонился к сидевшему рядом инструктору ЦК и, что-то сказав ему, снова уставился на оратора.
— А ведь колхозник наш теперь, товарищи, не тот, ему мало быть сытым, он хочет жить по-современному, — продолжал Дружинин. — Он хочет иметь все. что имеет городской житель, — водопровод, стиральную машину, телевизор. Хочет быть в курсе жизни всей страны, всего огромного мира…