В тот момент она была уверена, что Симон мог бы её убить. Ей было страшно.
Ночь она провела, не в силах сомкнуть глаз; пожелай он и впрямь сделать это, то ничто бы ему не помешало. Они жили на территории одного приюта, подкараулить её удалось бы с лёгкостью... о Симоне ходили самые разные неприятные слухи; Беатриче всегда была уверена, что это обычные сплетни, направленные в сторону того, кто мало общается с другими, но сейчас в груди у неё холодело, и верилось, что всё это - правда, и что есть даже нечто похуже.
Только под самое утро ей удалось забыться тревожным сном, и только лишь яркое солнце, осветившее комнату, сумело разогнать смутные страхи, связанные с Симоном.
Утро было прохладным и солнечным, по-настоящему осенним. В прозрачном воздухе пахло снегом, хотя зима была ещё далеко, и о ней напоминали лишь подмёрзшие лужицы, покрытые тонким слоем льда.
В такое раннее время весь сад был ещё пуст, и церковный орган молчал, но Симон оказался на своём привычном месте. Не произнеся ни слова, он чуть махнул рукой, и Беатриче отправилась за ним, следуя чуть в отдалении. Вместе они взобрались на чердак церкви - Симон, бывавший здесь гораздо чаще, успел, судя по всему, изучить все возможные потайные ходы.
Дощатый пол опасно заскрипел под ногами девушки, и почудилось, будто вся церковь пошатнулась... голубей здесь было видимо-невидимо, и паутины тоже, и какого-то хлама непонятного предназначения. Сквозь прорехи в частично обвалившейся кровле врывалось яркое солнце. Симон остановился возле одной из таких прорех, прикрывая глаза рукой. Казалось, что ему, привыкшему ходить ссутуленным, хотелось, наконец-то, распрямиться, но скат крыши был слишком низок, и именно здесь это было невозможно сделать.
Беатриче стояла рядом, и глядела сверху вниз, с невозможной высоты, на деревья в золотом осеннем убранстве. Солнце поднималось выше, и пламя, охватившее клёны и ясени, разгоралось всё сильнее - трепетало и опадало на ветру. Корочка льда на лужах пошла трещинами, и казалось, что ещё немного, и зазвенят текущие ручьи - будто это и не осень была на дворе, а весна.
Страшно больше не было, только весело и чуть-чуть отчаянно.
"Может, он меня поцелует?" - гадала Беатриче, дрожа от переполнявшей её радости. Радостным было и это утро, и голуби, курлыкавшие вокруг неё, и сияющая осень, и даже предчувствие зимы, разлитое в воздухе. Зима, верно, будет снежной, хрустальной... и деревья в инее, будто в кружевах.
Прежде Беатриче не думала о Симоне так, но теперь ей хотелось, чтобы он это сделал.
Конечно же, многие девочки в приюте уже целовались... у некоторых бывало и большее. Беатриче было понятно, что уж ей-то подобное не светит, раз уж её даже на танец никто не пригласил за все годы, и рассказы подруг о запретном "большем" она слушала с тем же чувством, с каким смотрела на пары, кружащиеся в танцевальном зале. Это не для неё, не стоит и мечтать.
И вот... вдруг?
Конечно, Симон, не был тем, о ком с завистью станут перешёптываться другие воспитанницы, да и рассказать о нём она никому не сможет, но, право же, разве это имеет хоть какое-нибудь значение...
Беатриче ждала, готовая ответить радостной улыбкой на любую его реплику или хотя бы поворот головы, но он так и продолжал смотреть в прореху, казалось, позабыв обо всём. Неряшливо встрёпанные чёрные волосы закрывали пол-лица, не позволяя увидеть глаза, но Беатриче словно чувствовала его взгляд - рассеянный, устремлённый вдаль.
Солнечный луч скользил по его длинному тёмно-зелёному свитеру - полз по рукаву осторожно, словно опасаясь, что его сейчас спугнут или погонят прочь. Беатриче хотелось накрыть этот луч ладонью, чтобы поймать его и не позволить убежать.
Симон не поцеловал её.
По прошествии какого-то времени он просто развернулся и пошёл прочь, как прежде, не сказав ни слова. Беатриче бросилась за ним, проглатывая разочарование. Потревоженные голуби громко курлыкали и встряхивали крыльями; солнце уже прошло половину неба и начинало клониться к горизонту - они провели на чердаке полдня.
Впоследствии они ещё не раз приходили туда, и ничего между ними так и не произошло, даже простого разговора. В конце концов, Беатриче перестала ждать, как когда-то перестала ждать приглашения на танец, и решила брать с собой книгу. Всё то время, пока Симон неподвижно стоял возле обвалившейся кровли, глядя на мир с высоты, она сидела неподалёку на козлах, болтая ногами, и погружалась в чарующий мир средневековья. Нет, Прекрасной Дамой ей всё-таки не стать - даже для Симона; ну что ж, тогда она хотя бы почитает про них.