Симон продолжал играть, хотя не мог не услышать её шагов. Беатриче подошла поближе и встала за его спиной.
Впервые у неё была возможность хорошо разглядеть его руки: ладонь была широковата, да и пальцы тоже - не такие, какие должны быть у пианиста, но играл он отменно. Беатриче пришло в голову, что его руки похожи на её.
Он доиграл всю мелодию до конца, а после подождал несколько мгновений, пока след прозвучавшей музыки истаивал в воздухе, и только лишь потом обернулся.
Её ждало новое потрясение: глаза у него оказались такого же цвета, как у неё, сейчас ярко-зелёные от солнечного света. Без своей чёлки, теперь зачёсанной назад, с высоким, открытым лбом, он казался совсем другим - гораздо менее мрачным, и более юным.
Они ничего друг другу не сказали.
Симон повернулся и вновь начал играть; Беатриче поняла, что ей стоит сходить за своей книгой, потому что всё будет так, как прежде - только теперь здесь. Она выбрала на этот раз другой роман - про любовь, мучительную для обоих, про связь, звенящую, как струна арфы...
"Любовь ли у нас? - растерянно думала Беатриче, сидя позади Симона на скамейке, и изредка поднимая взгляд от страницы, когда сквозь раскрытое окно влетал очередной лепесток или оторвавшийся от ветки лист. - И кто играет на той струне, что натянута между нами? Должно быть, кто-то там есть... Я бы хотела, чтобы из нас получилась красивая мелодия. Возвышающая душу..."
Солнце светило так ярко, что было больно глазам.
Симон однажды прекратил играть так резко, что Беатриче вздрогнула, и книга чуть не выпала у неё из рук.
- Ненавижу их, - сказал он, не оборачиваясь.
Больше он ничего не добавил, но и без того было понятно, о ком он: о своих родителях, бросивших его здесь. Беатриче вдруг пришла в голову нелепая мысль: а вдруг у них были одни и те же? Руки и цвет глаз...
Вряд ли это было возможно на самом деле, ведь во всём остальном они были абсолютно не похожи. Но всё же Беатриче тщательно подбирала слова.
- Как ты можешь знать, какие у них были причины? - сказала она осторожно. - Нельзя судить так строго, не понимая всего. А что если они сделали так, чтобы было лучше для тебя? Ведь и такое возможно. И даже если нет...
Она не договорила: Симон вскочил с места и бросился вон из зала. Беатриче знала, что делает ему больно, и всё же не могла не сказать того, что сказала. На этот раз она сама не разозлилась и не обиделась, только почувствовала печаль, дымкой заволакивающую глаза. Переждав подступившие к глазам слёзы, она вернулась к книге и продолжила читать. До самого вечера она оставалась в танцевальном зале - всё то время, которое Симон провёл бы с ней, если бы не ушёл.
И только вернувшись в свою комнату и привычно подойдя к окну, чтобы вдохнуть запах цветущей сирени, вдруг остро почувствовала, что между ними произошло.
"Опять поссорились! - с отчаянием подумала Беатриче, сползая вниз по стене. - И что теперь, снова несколько месяцев порознь?"
Теперь ей было ясно, что Симон не очень-то отходчив и, разумеется, не придёт больше в танцевальный зал. Всё повторится: до тех пор, пока они не встретятся в каком-то новом месте. Когда это произойдёт? Ну, теперь уже, наверное, ближе к зиме...
Этим летом Беатриче становилась совершеннолетней, и, значит, осенние праздники были в чём-то особенными для неё. Другие девушки, достигшие этого возраста, появлялись в танцевальном зале, наряженными во всё самое лучшее, что у них было, и Беатриче вдруг тоже решила сшить себе новое платье. Шансов на то, что Симон изменит своему принципу и, появившись на празднике, увидит её в нём, практически не было - да ещё и теперь, после ссоры. Но она всё-таки захотела сделать это и заказала себе ткань - нежно-зелёную, как майская листва. Шить Беатриче умела хорошо и, разобравшись с покроем довольно быстро, взялась ещё и за вышивку - у неё было время даже на непростой рисунок.
По вечерам, держа на коленях прохладную, шёлковую ткань, и изредка вжимаясь в нём лицом, она вспоминала тот день, когда впервые услышала флейту Симона и ей показалась, будто она очутилась на лесной поляне...
Она вышивала золотыми нитями по зелёной ткани, и получившийся рисунок напоминал узоры, которые создаёт игра солнечных лучей среди тенистой листвы.
В один из вечеров Беатриче вдруг вскочила на ноги и выбежала в сад. Стоял уже конец июня, и сирень повсюду отцвела, но на одном из кустов каким-то удивительным образом сохранялись цветы.
- Прости меня! - сказала Беатриче деревцу, обламывая ветви. - Всего лишь несколько штук. Я уверена, что ты поймёшь меня...