— Как скажешь, Дмитрич. — Артем потер друг о дружку ладони. — Я с «СВД», а? Из нее привычней.
— Тебе стрелять, ты и решай. — Бай медленно отошел от шкафа и как-то неловко, боком, плюхнулся в кресло.
Артем, не мешкая, извлек из импровизированной пирамиды снайперскую винтовку Драгунова и положил на стол. Осторожно. Как ребенка.
— Оптику ставь тоже нашу, — не удержался, посоветовал киллер. — Только батарейку подсветки замени.
Артем достал коробку, с оптическим прицелом и привычным движением установил его на винтовку. Затем вставил батарейку и навернул новенький глушитель.
Досмотрев в прицел, он заискивающе покосился на Бая:
— Дмитрич, настрой «машинку».
— А сам — слабо?
— Как ты, я не смогу. Не та квалификация, — признался Артем.
— Ладно, крепи на стенд.
Квартира была оборудована специальным устройством для пристрелки оружия.
Хотя пристрелкой это можно было назвать лишь условно: выстрелов, как таковых, при этом не производилось. Оружие закреплялось на специальной станине, в дуло вставлялся штырь, по диаметру соответствующий калибру, и по закрепленной на другом конце миллиметровой сетке пригонялся прицел. Бай проделал эту операцию быстро и уверенно.
— Держи, биатлонист! — протянул он Артему отлаженный механизм. — Яркость свечения прицельной марки отрегулируешь по месту. Надеюсь, с этим справишься сам?
— Справлюсь, — ответил тот и ловко уложил винтовку в футляр для гитары. — Идем?
— Рано. — Бай достал из кармана конверт и, еще раз бегло взглянув на снимки, протянул Артему. — Посмотри, пока есть время.
— Насмотрелся. — Тот, не глядя, сунул бумаги в портмоне.
— Тебе никогда не приходилось убивать знакомых? — Киллер посмотрел Артему прямо в глаза. — Хороших знакомых.
— Нет, а что? — насторожился тот.
— А если бы пришлось?
— Какая, к черту, разница, кого убивать? — Артем криво усмехнулся. — У меня нет хороших знакомых. И не будет… Ну, разве только ты, — подумав, добавил он.
— В твои годы я не был таким пессимистом.
— Твои годы привели тебя к тому же, что и мои, — заметил Артем. — Только я раньше сообразил, что убийство такое же ремесло, как и любое другое.
— Не обольщайся — это болезнь, — лицо Бая помрачнело.
Артем подозрительно посмотрел на киллера:
— Дмитрич, может, тебе нездоровится?
— Все в порядке. — Бай встал. — Идем.
Во дворе дома они сели в темно-синий джип «Чероки».
Российский нейрохирургический центр официально был сдан в эксплуатацию полгода назад, но до сих пор два из пяти его корпусов пустовали — в бюджете не было средств для закупки оборудования.
Друзья несколько раз обошли кругом все здания, пока не нашли нужное отделение. В бюро пропусков для посетителей долго разглядывали их паспорта, о чем-то справлялись по телефону, просили подождать, потом вновь звонили, пока в конце концов не объявили, что больную может навестить только жених (так представился Гаркавый) и только на пять минут.
— Ну вот, а ты разнервничался. — Скитович помог другу накинуть халат. Тут ведь тоже люди.
— Что-то я в последнее время людей вижу все меньше и меньше, — мрачно заметил Гаркавый и зажал под мышкой пакет с передачей.
— Не брюзжи. — Скитович слегка подтолкнул его в спину. — От меня привет. Персональный.
— Лады. — Гаркавый шагнул к лифту. — Только ты отсюда — никуда.
У двери палаты он замешкался. Как бы это ни показалось странным, но он до сих пор ее нашел нужных слов — тех, что должен был сказать Лене при встрече. Кроме банального «прости», в голову ничего не лезло.
Так и не решив, что он скажет девушке, Гаркавый тихо переступил порог.
Небольшая, оснащенная всевозможной аппаратурой палата встретила его гнетуще-тревожной тишиной. Едва справляясь с волнением, он осмотрелся. Лена лежала на высокой железной кровати у окна. Вторая кровать, стоящая у стены, пустовала.
Он с замиранием сердца сделал несколько шагов вперед. Глаза девушки были закрыты, а лицо цветом почти не отличалось от ослепительно белых бинтов и простыней. Лишь желтоватые синяки под нижними веками виновато противились белизне.
Сергей всматривался в дорогие ему черты и с каждым мгновением все глубже осознавал, что муки любви не выдумка поэтов. Всю свою жизнь он стыдился этого чувства и всячески гнал его от себя. Но сейчас…
— Лена, я тебя люблю, — поддавшись нахлынувшему чувству, чуть слышно прошептал он.
Веки девушки легко вздрогнули.
— Лена, я люблю тебя! — повторил он уже громче.