Родители Мэри отбыли в очередной вояж. Нам с Мэри разрешили пожить это время у меня. Наше общение с Володей увеличилось, и от формально-предупредительного доросло до участливо-заботливого, потому что мы стали ездить из бассейна не на Остоженку, а ко мне домой, за город. А дом-то без лифта, так что пришлось Владимиру с сумкой и детским креслом сопровождать нас с Мэри на четвертый этаж, держать ребенка на руках, пока я открываю двери. А если девочка засыпала у меня на руках, то Володя доставал ключи из моей сумки и сам открывал. Соседи, конечно, не оставили без внимания эти сценки в стиле «мама-папа-я — дружная семья». Так что Володя, прижимая к себе мою сумку, не преминул обшутить наше невольное сближение: «Вот, весь ваш внутренний мир у меня под рукой, не говоря уж о сокровенных ключах к вашей крепости. Думаю, пришло время рассмотреть мои особые преимущества!» Однако последняя фраза родилась лишь в моем воображении — это из-за его взгляда: обволакивающего, теплого, как прикосновение.
Октябрь. Серый дождь, небо густое и низкое, если встать на носочки и вытянуть руку, можно коснуться мокрого облака. На асфальте пузырятся лужи. Как-то не верится, что скоро зима.
Мэри после плавания стала засыпать в машине. Хотелось, чтобы она поспала подольше, но путь из бассейна до Остоженки не длинный. Начнешь выходить из машины — непременно проснется. «Не проснулась?» — заботливо спрашивал Володя. «Спит», — отвечала я, и мы делали большой круг через Комсомольский проспект и еще маленький — через 3-й Зачатьевский переулок.
Меня удивило неожиданное открытие — в машине Владимира оказалась целая фонотека: какие-то симфонические сюиты и скрипичный рок, Макаревич и Сантана, Дедюля, Окуджава, Высоцкий…
Он всегда слушал что-то негромкое. Радио почти не включал. Обычно за журналистской болтовней и потоком новостей легко спрятаться от нежелания говорить или слушать кого-то рядом, а музыка, которую слушают вместе, кажется посланием, тем более если сам ее выбрал.
Однажды Володя поставил диск Сантаны и спросил меня: «Нравится?» Мэри не спала, и я все время ее занимала, не могла отвлечься. Поэтому попросила поставить диск еще раз на обратном пути.
Когда Мэри уснула, я погрузилась в эти терзающе-ласкающие ритмы. Как будто кто-то мягко касался подушечками пальцев по сердцу, по памяти, по тому времени, когда мне было меньше лет, и чувства были такие восторженные, легкие, светлые. А между тем в этом году у меня уже юбилей. До «бабы-ягодки опять» остается где-то две тысячи дней. Пришла легкая грусть об ускользающих мгновениях жизни, от чувства какого-то одиночества и невозможности все это объяснить, высказать…
Володя немного моложе меня, свободен. Был у него долгий или недолгий роман, детей нет. В прошлом — мастер спорта по теннису, работал тренером, из-за травмы перестал играть. Оказалось, что мы могли говорить о чем угодно, и никогда не возникало фальши, натянутости. От классической музыки до проблем секс-меньшинств — обо всем у него было особое мнение, ненавязчивое рассуждение.
Как-то Мэри немножко приболела, и мы не могли посещать бассейн. Однажды он предложил отвезти нас в Сокольники: «Поедемте, вы же все равно гуляете, я вас отвезу и привезу обратно, и сам с вами с удовольствием пройдусь, давно как-то не случалось». Володя работал на своем автомобиле и во времени был не ограничен. В пути мы заговорили о дружбе.
У меня четкое убеждение, что друзей нет, вообще нет, есть приятели, знакомые, очень хорошие приятели, но друзей и подруг нет. Посмотрите мировую литературу. Кто предал героя? Лучший друг. Кто увел мужа у героини? Любимая подруга. Не люблю я эти слюни-сопли на глюкозе: «Ах, лучший друг, я ему так доверял, а он меня кинул и т. д.» Володя не соглашался со мной, он считал, что дружба существует и у него есть такой дивный опыт. Заговорили о сексе. Все, что приближается к зоне интимности, — под контролем моего «перфектум мобиле». Этот неумолимый страж моего внутреннего порядка, как вредный будильник, вытаскивает меня из романтических грез и не дает никаких скидок на возраст…
Конечно, у каждого своя гормональная история, но в душе-то все равно восемнадцать лет. Поэтому для меня секс с человеком, которого я плохо знаю, неприемлем, не привыкла. Я должна доверять ему во всем и принимать все в нем — от взгляда и звука голоса до запаха и походки. Если все это есть, тогда находишь радость и удовольствие. Может быть, это смешно, не важно, но для меня очень даже важно. Я должна понять: мой ли это человек, для меня ли он.