Риголл увязал все свитки, спрятал их в нише, под шкуры, рядом с оружием, и теперь собирал пучки сухих снадобий, чтобы иметь их в походе на всякий случай. Он встретил девушку улыбкой:
– У тебя уставший вид. Ложись. Я сам справлюсь со всем – сказал он, когда она попыталась ему помочь.
Лучше бы он ничего не говорил, позволил ей уложить в туесок несколько трав, но он отказался от её помощи. Он уже относился к ней, как к гостье, чужой невесте. Она бросилась на шкуры, зарылась в них и больше не смогла сдерживать слёз. Испугавшись, что он увидит, как дрожит её тело, она хотела замереть, это не удавалось, и она снова выбежала прочь из землянки. Риголл попытался остановить её, но она оттолкнула его с силой, и он с трудом удержался на ногах, схватившись в последний момент за ветку дерева. Она прыгнула на спину своему коню:
– Унеси меня отсюда, куда угодно, сбрось меня где–нибудь наземь, если я ему не нужна. Без него, я сама себе не нужна – шептала она в тёплые мохнатые уши.
Конь поднялся на дыбы, заржал, топнул, поднялся ещё раз, и она, не удержавшись, полетела вниз на мягкую, размокшую под мелким дождём почву.
Риголл поднял её, он не говорил ни слова, он вытер её испачканное грязью лицо и руки, прижал к себе и стал медленно покачивать, как будто успокаивал младенца.
« Хорошо, – думала она, – пусть хотя бы так, хотя бы ещё немного, побыть вместе, а потом…, потом она обязательно что–нибудь придумает, она заставит его…, он увидит в ней женщину и не сможет отказаться от её дара».
К утру дождь и ветер усилились. Но Дану это нисколько не заботило, она проснулась даже раньше Риголла и выбежала в лес, совершить свой ежеутренний ритуал. Ну и пусть, если он выйдет сейчас, полюбуется, от чего пытается отказаться. Но он не вышел.
– Дану, девочка, пора собираться! Слышишь? Скоро придут другие жрецы. Ты должна уже быть одета.
Она оглянулась на голос, который раздавался со стороны их дома: пора так пора. Ещё, действительно не время.
Дорога в Эмайн была не очень дальней. Всего два дневных перехода. Ехали верхом. Риголл, окружённый другими жрецами, восседавшими на преимущественно белых лошадях, возглавлял их довольно многочисленный отряд. Следом ехало семейство Олафа, на очень красивых, грациозных разномастных конях. Потом чинно трусили на деловитых лошадках, норовистых скакунах, плохо обученных хулиганах остальные жители кельтского поселения. Замыкали праздничное шествие группа подростков – учеников Риголла. Дану была с ними. Она без особого интереса вслушивалась в их весёлую болтовню по поводу предстоящего гульбища.
– Ты помнишь наш уговор?
Дану кивнула своей давешней подружке.
– А сейчас ничего нельзя сделать? Уж больно зябко.
« Не сейчас» – показала она жестом.
– Ладно. А тебе, что, совсем не холодно?
« Нет»
– Вот везёт. Мне бы так научиться. Вряд ли у меня получится.
«Почему?»
– Ну, во мне не живёт Богиня.
«Что?»
– Ты не знаешь? Он тебе не сказал? Ты знаешь, что значит твоё имя?
Дану знала, что имя может означать что угодно, но это вовсе не имело отношения к истинным качествам человека. По крайней мере, у цыган было так. Имя должно украшать, подчёркивать некоторые качества, выделять достоинства, но, если оно означает Ворон или Роза, это вовсе не обязывает человека стать грозной птицей или прекрасным колючим цветком.
– Дану – это Богиня.
«Ну, и что. Я же не Богиня».
– Ты просто ещё не почувствовала. Ты ведь делаешь, то, чего не могут другие…
«Ты тоже божественно сражаешься. А Риголл так вообще тогда – верховное Божество»
Они вместе засмеялись, и Дану стало кок-то легче. Она подумала, что, возможно и правда обладает какой-то особенной силой, и тогда эта сила должна ей помочь. А вдруг Риголл знает, и просто боится? Нет, уж это точно, нет. Он бы не стал с ней возиться из страха, если вообще, ему ведом страх. Ему же всё про неё известно. Всё? Низкий басок, тихий, почти шёпот, прервал её приятные размышления.
– Где твоё оружие, Дану?
Она, как можно холодно, взглянула на Олафа. Риголл утром заставил её взять подаренный меч. И она согласилась нацепить его на пояс, как часть маскарадного костюма. Она кивнула.
– Хорошо. Очень хорошо смотрится на тебе. Там, на празднике мы будем танцевать.
Она хмуро смотрела перед собой.
– Пожалуйста, не откажи мне, когда я тебя позову.
Она вспыхнула, она готова была оттолкнуть Олафа, но тут дерзкая мысль прижатым диким котёнком извернулась у неё в голове и цапнула за душу.
«Да, она будет танцевать с Олафом. Конечно, будет. И вы все запомните этот танец. Не бойтесь, ничего плохого. Но ваши мелодии, хороши, да танцы холодны…»
На второй день путешествия к ним присоединилась ещё одна группа празднично разодетых кельтов. Как раз та самая, с которой прошлой зимой, незадолго до появления Дану, клан Эраннана очень серьёзно ссорился из-за какой-то ерунды. То ли кто-то у кого-то увёл жену, то ли коня, и друиды никак не могли решить на чьей стороне правда – получалось не на чьей. А в результате, обидчики с обеих сторон, как это бывает в подобных случаях обошлись без помощи поэтического правосудия, несколько уменьшив численность друг друга. В этом конфликте погиб Сеймон – старший брат Олафа, оставив жену и дочь на попечение своей семьи. Но, поскольку смерть, по мнению кельтов, всего лишь середина длинной жизни, Бригита и родственники погоревали о преждевременной неожиданной разлуке положенное время, как, впрочем, и потерпевшие с другой стороны, и продолжили свой земной путь, забыв про обиды. Поэтому сейчас оба клана радостно приветствовали друг друга, обмениваясь новостями, поражаясь тому, как выросли новые женихи и невесты, хвастаясь приобретениями в виде добытой где-то утвари, кубков, вылепленных из незнакомой тонкой белоснежной глины или новыми членами семейств, например, Дану. Все шумно радовались, обнимались, даже периодическое бряцание металла казалось вполне дружественным, хотя и напоминало о своём присутствии здесь в качестве оружия.
Через некоторое время, после последнего привала, к ним присоединилась ещё одна небольшая группка шумящих на весь лес всадников, и вскоре этой довольно многочисленной праздничной толпой они выехали из чащи на открытое, раскрашенное всеми возможными цветами зрелой осени пространство. Только мелкий дождь, да неугомонный ветер размывали палитру, превращая реальную картину в пейзаж, созданный небрежной кистью художника – модерниста.
Дану любовалась возникшим так внезапно видом, напоминающим ей что-то смутно из её прежней очень далёкой жизни. В памяти всплыло цыганское слово, обозначающее: степь и ещё какие-то слова, которых она никогда не слышала. Но это было только отдалённо похоже. В центре холмистой долины, на самом высоком и живописном холме, где собралось немыслимое количество людей, по представлению, Дану, она увидела странное величественное сооружение из гигантских каменных столбов, расположенных по кругу. «Вот место, где живут Боги» – подумала она.
– Эмайн, смотри, это Эмайн. Уже почти все собрались. Мы прибыли, наверное, последними.
– Слава Одину, успели. Иначе сойти нам всем с ума. Помните в прошлом году? Ульрих из клана Зиггерта погнался за ланью в лесу и заблудился….
– Да все знают.
Дану не знала, и ей стало очень любопытно, что же случилось с Ульрихом, явно сбежавшим с предстоящего празднования. Она посмотрела на Олафа.
– Я расскажу. Для Дану.
– Точно. Она же ничего не слышала.
– Ульрих – старший сын Зиггерта был женихом Хельги – дочери Карнаха. Он хотел преподнести невесте свадебный подарок. Но никак не мог выбрать. У неё было всё, что ей нужно. Он следил за ней целый год, но так и не увидел, чего бы она хотела. Однажды, когда они собирали коренья, мимо них пробежала прекрасная белоснежная лань. Это огромная редкость. Хельга увидела её и потеряла покой. Она мечтала теперь видеть её снова. Поэтому Ульрих и пустился в лес на поиски этой лани. Но целый месяц он не мог её выследить. Как будто и не было такой вовсе. Только перед самым Самайном, когда их семья уже почти пришла в Эмайн, на кромке этой долины и леса, в кустах мелькнуло что-то белое, и Ульрих потерял голову. Забыв обо всём, он преследовал эту бесовскую лань и пропустил время зажжения ритуального огня. В тот самый момент, когда Друид поднял факел, Ульрих выскочил из леса, но он уже опоздал. Он забыл, кто он, как его имя, даже то, что он человек. Он до сих пор бегает где-то в лесу без одежды и без оружия в стаде ланей. Иногда охотники видят его, но не трогают, потому что боятся, что его безумие накинется на них. Нельзя опаздывать в Самайн.