О, господи. Я забыла. Моя прабабушка называла меня иначе, а родители ей запрещали. А она объясняла, что ничего плохого: «Дана, Даночка» – Богом данночка. А теперь – к психоаналитику, если денег хватит.
– Пожалуйста. Её звали Ингрид?
– Гайрех. У неё было древнее валлийское имя. Её отец был валлиец.
– А Ингрид?
– Какая Ингрид?
Он резко отвернулся и подошёл к окну. Он положил локоть на раму и прислонился к нему лбом.
– Почему ты спросила про Ингрид?
– Мне показалось.
– Тебе показалось? Тебе показалось? Кто ты, чёрт возьми?! Прости! Я знаю Ингрид. Да. Но тебе, откуда известно это имя? Мы знакомы… с тобой…. Я не знаю, сколько времени мы знакомы. Мне кажется, – вечность. Как будто ты – часть меня, как Гайрех, как…, Ингрид. Как Сеймон.
И меня тянет к тебе. Понимаешь? Я не уеду отсюда без тебя!
– Возьми. Это твоё – я протянула ему свёрток.
Он обернулся. Его взгляд скользил по моей руке к продолговатому кокону, как будто сканировал.
– Разверни.
Его руки дрожали. На мгновение, одно лишь мгновение, он застыл, увидев содержимое.
– Как ты догадалась? Я так давно мечтал! И нигде не мог найти такой образец. Я коллекционирую. Это именно то!
Конечно, ты мечтал, Олаф! Чёрта с два! Судя по всему, ты знал, у кого должен быть твой меч. Что же ты теперь молчишь и не скажешь мне, всё, что думаешь по этому поводу? Боишься? Что я скажу тебе, что ты сумасшедший? Правильно боишься. Скорее всего, я так и скажу. Потому что не верю в то, что всё это правда! До конца не верю. Мне ещё нужны доказательства. Я боюсь, так же как и ты, показаться чокнутой, застрявшей где-то в своём глубоком детстве. А на самом деле, гораздо раньше. Мы оба дрожим от страха, что нас признают сумасшедшими, и поэтому мы улыбаемся друг другу, чтобы прищурить глаза, Чтобы скрыть свои чувства в складках век, и стремимся превратить всё в шутку. Да здравствует, здоровое чувство юмора.
– Нет, правда, я и не ждал….
– Думаю, это лучшее, что я могла тебе подарить.
– Но. Я тоже хочу….
– Не нужно. Пожалуйста. Ничего не нужно. Вы с Сеймоном итак подарили мне незабываемые впечатления. Заставили потрудиться мой мозг. И, если у вас что-то получится со сценарием, это будет лучший подарок.
– У нас.
– Что?
– Не у вас, а у нас – тебе следовало сказать. Мы уже неразделимы. Вчера, когда тебя не было, Сеймон заказал билеты. Три билета. Сначала мы летим в Стокгольм….
– Ага. Вообще-то я работаю. Служу, так сказать в турагентстве гидом-переводчиком, если вы не в курсе.
– Это ты не в курсе, что Сейм поговорил уже с твоим шефом.
– И что?
– Тебе остались формальности.
– Продолжай.
– Подписать контракт. Визы у тебя и так есть. Так что, поэтому, сначала в Стокгольм.
– А потом?
– Да вся Европа наша. Потом в Великобританию. Ты ведь хочешь увидеть….
– Стоунхендж.
– Ну, да.
– Очень.
Я бросилась к телефону
– Шеф?
– Машенька! Успеешь заехать подписать заявление. Мы его с Сеймоном напечатали.
– Какое заявление?
– Я даю тебе творческий отпуск. На год. Ну, на всякий случай, мало ли чего. Мужики они, вроде, дельные, и в них я не сомневаюсь.
– Так чего же тогда не уволил меня вообще на фиг?
– Вот и я думаю, чего не уволил? С тебя дуры станется взбрыкнуть и прогадить и эту жизнь тоже?
– Какую эту?
– Новую, европейскую, вымощенную красными дорожками. Всё, ты уволена!
Больше всего мне захотелось в данный момент есть. Как будто известие о моём увольнении сулило мне в будущем нищету и голод, и следовало наесться напоследок, если уж не впрок. Я кинулась на кухню к холодильнику. Но, увидев виноватую физиономию Олафа, поняла, что моя затея бессмысленна.
– Ну, что? В «Чижика–Пыжика»?
– М-м….
– Я есть хочу. И пить. «Карибский рассвет» с британским сэндвичем – моя последняя воля.
– Вообще-то….
– Олаф! Мария, вы ещё не собрались? До регистрации три часа! Нам нужно захватить свои шмотки в отеле и заехать в её офис. Ты ей сказал? – Сеймон появился в дверях моей комнаты деловой и трезвый, против моего ожидания. За его спиной маячил Димон. Он пошаркал ногами, прокашлялся и захрипел несмоченным алкоголем голосом:
– Ты… это…, не волнуйся. Я прослежу за квартирой и прочим. Мы… это…, договорились с Сеймом.
– Договорились?
И тут Димон меня добил, проговорив на неплохом английском:
– Я в школе изучал этот язык. Мне даже учительница говорила, что я способный. Вот с твоими друзьями и стало что-то вспоминаться. Я понял не только на уровне интуиции, что они хотят от тебя. Я понял то, что говорит Сем. Мне кажется, тебе следует согласиться. Нет. Я уверен.
– Спасибо, Димон. Похоже, у меня нет выхода.
– Это верно – сказали они втроём. А мне показалось, что где-то в каком-то фильме уже был этот диалог.
– Мария, пора. Где твой багаж?
– Багаж? А зачем мне багаж? Вот все документы в сумочке. Нужно что-то ещё?
– Ну, не знаю. Дамы обычно….
– Не понимаю, что в Европе нет магазинов, или слишком малы счета на ваших кредитных картах? Чемодан я куплю в Стокгольме. Не возражаете?
Они не возражали. Их очень развеселила моя идея с багажом.
По дороге в аэропорт я пыталась понять, в который раз, что же всё-таки происходит. Всего три, или четыре дня, точно уже не установить, прошло с того момента, как я протрезвев и в очередной раз решив вести иной образ жизни, встретила неурочную электричку из Будогощи, и вот уже я еду в Стокгольм. Точнее лечу. Невзирая на свой панический страх, который я испытываю перед самолётами с детства. Я даже уверена, что всё пройдёт хорошо. Потому что мы ещё не дописали наш сценарий. Может быть, не все соавторы собрались? Ингрид? Ну и на что я ещё надеюсь? Григорий Ефимович уже сказал своё слово. А Левон погиб у меня на руках. И я за нас обоих придумываю дальше нашу жизнь.
– Тут у меня одна вещь, Сеймон. Мне Мария сделала подарок. Нужно это как-то оформить, как сувенир. Ты умеешь делать это.
– Подарок? Покажи.
Олаф развернул сверток, и дремлющий кинжал послушно лёг на руки Сеймона.
– Это то, что ты хотел. Не так ли?
– Именно. А ты не верил. Ни ей, ни мне.
– Ребята, я, конечно, понимаю, я отдала, то есть подарила эту штуку и больше не имею к ней никакого отношения. Но ваши последние слова меня слишком заинтриговали, чтобы не задать вопрос. О ком, о ней, идёт речь?
– Олаф, ты не сказал? Я, думаю, ей следует знать. Раз уж так всё складывается.
Олаф замотал головой, он пытался остановить Сеймона, но тот продолжал:
– К чему все эти твои игры? Ты всю жизнь не можешь разобраться со своими женщинами и фантазиями. Не втягивай Марию в эту забаву. Хорошо? Нет, я, конечно, понимаю, творческая личность и всё такое. Но параллельные миры здесь ни при чём.
Он повернулся ко мне, не желая больше созерцать страдание на лице Олафа, и тихо и буднично произнёс:
– Речь идёт об Ингрид. Моя младшая сестра, его школьная любовь. Он делал ей предложение. А она заявила, что выйдет замуж только после того, как он ей подарит булатный кинжал. Представляете? То ли она во сне видела, то ли ей шарлатанка какая-то предсказала, что жених должен ей такое преподнести. Нет, ну смешно, конечно. Только она замуж так и не вышла, а он – вдовец. Вот, оказывается, зачем он в Россию мотался. А мне говорил за сюжетом.
Сеймону было очень весело. Он хохотал, подбрасывая маленький изящный меч, и тот осторожно всегда возвращался в его ладонь.
– Отдай сюда. Ты оформишь?
– Разумеется. Мария, где Вы нашли это сокровище?
– Мне его крёстный оставил. Сказал, чтобы отдала тому, кому он нужен. Мне Олаф показался наиболее подходящей кандидатурой.
– Да, а я ещё твоим бредням не верю.
– Каким бредням, Сеймон? – Я подумала, что если не услышу сейчас, то никогда не рискну задать вопрос и никогда не получу ответ. Олаф ведь что-то знал о том же, о чём и я. Не то чтоб уже знала. Начинала понимать. Наверняка.