Вскоре она подошла к маленькому содовому озеру, окружённому кольцом содомского паслёна, и устало заползла в нору, которую выбрала раньше. Некоторое время я не слышал ни звука и решил, что она отдыхает после перехода по равнине в полуденную жару. Потом из поры послышалось ворчание, а затем оттуда полетела пыль: Фея снова прибирала нору в ожидании щенят. Внезапно её рычание стало громче и яростней, как будто под землёй завязалась свирепая драка. Какой непрошеный гость захватил нору Феи? Но оказалось, что это всего-навсего схватка с большим корнем, и вскоре Фея вылезла наружу, держа в зубах побеждённого врага. Она отошла на метр от норы и бросила корень. Затем снова вернулась к прерванной работе.
Пока она трудилась, я думал, как же она вырастит щенят, если ей никто не поможет? Гиеновые собаки — общественные животные, и их образ жизни и приёмы охоты основаны на подчинении интересов отдельных особей интересам всей стаи в целом. Способна ли одинокая собака раздобыть достаточно пищи не только для себя, но и для целого выводка щенят? Когда она уйдёт на охоту, малыши останутся без защиты и могут стать лёгкой добычей какой-нибудь мародёрствующей гиены. В таких условиях у щенят Феи почти не было шансов выжить.
Потрудившись на славу, Фея вылезла и остановилась возле норы. Она смотрела в сторону логова Ведьмы, туда, где была её стая. Затем она ненадолго прилегла, наполовину скрывшись в кустах паслёна и потряхивая ушами, когда её осаждали мухи. Но её грызло беспокойство, и вскоре она села, по-прежнему глядя в сторону родного логова, до которого было пять километров. И снова с глубоким вздохом тяжело шлёпнулась на землю. Когда она встала в последний раз, солнце уже готово было скрыться за горизонтом и пронизывало ярко-алым сиянием облако пыли, висящее над землёй после знойного, ветреного дня. Медленно-медленно, словно поневоле, Фея пошла по дороге, которую проделала днём, по той дороге, которая вела к логову стаи Чингиз-хана.
К логову она подошла уже в темноте и остановилась метрах в двухстах, глядя на собак. Как я узнал позднее от Джеймса, стая в тот вечер вернулась с удачной охоты довольно рано и теперь отдыхала. Фея стала приближаться. Не доходя до логова метров шестьдесят, она остановилась и позвала. Некоторые собаки, насторожив уши, старались разглядеть её при лунном свете, но ни одна не встала ей навстречу. Ещё около часа Фея бродила поодаль от стаи, иногда ложась, и несколько раз снова издала свой отчаянный зов. Но когда луна опустилась за горизонт, я потерял её из виду. Как мы ни прислушивались, ни я, ни Джеймс не услышали ни звука за всю ночь.
Постепенно спящие собаки проступили темными комочками в серой предрассветной мгле. Должно быть, охота была трудная или собаки наелись до отвала — они не шевелились, пока солнце не стало припекать. Только щенята Ведьмы, ещё не очень уверенно стоявшие на лапках, тихонько возились у входа в нору. Но вскоре и они забрались под землю. Кругом всё было тихо и мирно. Утренний ветер, почти всегда свистящий над равнинами около девяти утра, пока ещё не проснулся.
Первым встал и потянулся Брут. И, словно это было сигналом, за ним стали подниматься остальные собаки. Вскоре они уже приветствовали друг друга, и их щебечущие крики и шорох лап в траве казались очень громкими после ночной тишины. Брут направился к норе Ведьмы, и почти сразу же она вылезла наружу в сопровождении щенят. Они стали выпрашивать еду, и Брут отрыгнул им мясо. Подбежали и другие собаки и стали кормить семейство Ведьмы.
Наевшись досыта, Ведьма принялась бродить вокруг в сопровождении Распутина, отмечая куртинки травы примерно в десяти метрах от входа в свою нору. Вдруг она замерла и стала пристально глядеть туда, где была нора Феи. Потом, бесшумно пробираясь с низко опущенной головой, она начала подкрадываться к входу в эту нору. Она высоко поднимала лапы одну за другой и осторожно ставила их на землю. Подкравшись к норе, она бросилась вниз. Оттуда донёсся жалобный визг, потом — громкое рычание, и Ведьма задом выбралась из норы. В зубах она держала новорождённого щенка — у него ещё болталась пуповина. Малыш был мёртв, и его тельце висело, как тряпка,— мощные челюсти Ведьмы раздробили ему позвоночник.