Собаки спешили расправиться с добычей, потому что вокруг уже собирались гиены. Для прихлебателей это был удачный денёк — даже набив себе животы до отказа, пятнадцать собак съели не больше пятой части своей крупной добычи. Уходя, некоторые из них бросались в сторону поджидавших гиен, но не особенно старались добраться до них. Вскоре туша почти скрылась из глаз под пятнадцатью или двадцатью гиенами, и нечто вроде серенады из воплей, рычания и хихиканья сопровождало собак на пути к логову — это пирующие гиены ссорились над остатками добычи стаи Чингиз-хана.
Ведьма с щенками у входа в пору поджидала удачливых охотников. Те наелись до отвала, так что вскоре мать и щенки уже заглатывали большие куски мяса — самцы отрыгнули для них часть своей добычи.
Фея высунула голову из норы, потом побежала навстречу Стрижу, прижав уши, виляя хвостом и низко приседая. Она с щебетом лизала его губы и выпрашивала пищу. Но Стриж от неё отвернулся. Фея не сразу отстала от него, продолжая попрошайничать, а потом побежала к Жёлтому Дьяволу. Старый самец тоже ей отказал. С визгом, в котором звучало отчаяние, она металась от одного самца к другому, но они неизменно отворачивались от неё, а иногда и кусали её за морду. Это было очень странное и необычное поведение: стая, как правило, кормит любого, кто в этом нуждается,— будь то щенок, кормящая мать или больная, искалеченная собака. Можно было подумать, что враждебное отношение предводительницы стаи заразило остальных собак, и теперь Фея несла клеймо изгоя.
Фея, почти распластавшись на земле, вне себя опять вымаливала пищу у Жёлтого Дьявола, и тут Ведьма, доедавшая большой кусок зебрового мяса, подняла голову и увидела эту картину. Она мгновенно кинулась на Фею и настигла её как раз в тот момент, когда та повернулась и бросилась бежать. Секундой позже клыки Ведьмы сомкнулись у неё на спине. Фея припала к земле — она не пыталась бежать, не пыталась огрызаться, а просто безропотно сносила укусы Ведьмы. Но как только Ведьма перестала её кусать, Фея вскочила и бросилась бежать к своей норе. Всё это произошло мгновенно. Мне показалось, что Ведьма прыгнула вперёд, чтобы загородить Фее дорогу. Во всяком случае, Фея, видимо дошедшая до крайности, в отчаянии бросилась на доминирующую суку — щелкая зубами, она старалась прорваться мимо Ведьмы к своему логову, к своим щенкам. Но битва была неравной — стоило Фее напасть на Ведьму, как все собаки бросились на помощь своей чёрной предводительнице.
Фее всё же удалось пробиться поближе к своей норе. Ей оставалось всего несколько метров, и она было шмыгнула мимо Ведьмы, но та схватила подчинённую самку за горло. Фея вывернулась. Так обе суки бок о бок, не прекращая грызни, постепенно приближались к норе, в то время как остальные собаки наскакивали на Фею. Внезапно обезумевшая мать вырвалась и нырнула в логово к своим щенкам. С громким рычанием Ведьма снова стала раскапывать вход, так что кругом всё заволокло пылью. Но она не полезла за Феей в тёмную нору. На морде у неё всё ещё виднелись следы зубов — доказательство того, что мать готова пойти на всё, чтобы защитить своё потомство. Покопавшись впустую, Ведьма отошла от норы.
Фея до самого вечера оставалась под землёй. Она не ела ни разу с тех пор, как три дня назад выходила со стаей на охоту за газелью. Надолго ли хватит у неё молока для щенят, если она сама умирает с голоду?
На следующий вечер, когда стая вернулась с охоты и под громкое повизгивание и щебетание кормила Ведьму и её щенков, Фея не выходила из норы. Она даже головы не высунула, чтобы посмотреть, что происходит. Паук успел затянуть паутиной отверстие её норы, и за прошедшие двенадцать часов из злосчастной детской не донеслось ни единого звука.
Пока Ведьма с семейством жадно уплетала свою долю мяса, один пёс подошёл к норе Феи и замер, глядя вниз. Это был Брут, отец новорождённых щенят. Внезапно он тихонько позвал — так же, как мать вызывает своих щенят. Паутина была мгновенно сметена, и Фея, дрожа от нетерпения, сунула морду в пасть Брута. Он отскочил от неё и, сделав усилие, отрыгнул мясо. Фея тут же проглотила подачку и стала отчаянно просить добавки. Брут ещё два раза выдал ей по большому куску мяса, а потом отошёл. Фея вернулась в нору к щенкам. Ведьма, увлечённая едой, даже не заметила, что произошло.
Может быть наконец Фее и её семье улыбнулось счастье? После следующей охоты Брут снова вызвал мать своих щенят из норы и накормил. На этот раз, после того как она поела и спряталась, Брут обошёл нору кругом и отметил отдельные травинки. Как я уже упоминал, территорию обычно отмечают только доминирующий самец и доминирующая самка, так что поведение Брута было для нас чрезвычайно интересно. Что это значило? Не утверждал ли Брут своим поведением, что это его собственная, персональная нора, его самка и детёныши? Вполне возможно. Но со временем стало совершенно очевидно, что десять щенков Ведьмы, весело возившихся у входа в нору, привлекали его гораздо больше, чем нора, где скрывались его собственные щенки. Могучий инстинкт побуждает взрослых собак заботиться о щенятах своей стаи: именно этот механизм и подавляет примерно в течение трёх месяцев чрезвычайно сильное у взрослых гиеновых собак стремление к бродячей жизни, он удерживает стаю на одном месте до тех пор, пока щенята не подрастут. Так что Брут, всё ещё связанный с Феей какими-то узами, хотя и отмечал своим запахом её нору, как бы поневоле кормил тех щенят, которые всё время попадались ему на глаза. Более того, когда Иезавель перестала нападать на остальных взрослых собак, подходивших к щенкам Ведьмы, Брут подолгу лежал среди них, вылизывая малышей, позволяя им ползать по себе и порой даже тянуть за хвост. Его собственные щенки — это ведь всего-навсего едва уловимые запахи, еле слышные отрывистые звуки, невидимые комочки жизни в глубине материнской норы. И пройдёт ещё три недели, прежде чем они выйдут на свет, обретут облик, станут неотразимо привлекательными для своего отца.