В предвечернее время мы с Лакомкой часто садились на край котлована. Лакомка развлекался ловлей странных оливково-зелёных полосатых лягушек: уж очень забавно они подпрыгивали и вцеплялись своими ороговевшими «губами» в кончик подставленной палочки. Перед самым закатом, когда стаи ярко-зелёных и жёлтых попугайчиков опускались на акации рядом с нами, мы замирали и следили, как они с громким щебетом слетают к воде напиться. Жёлтые головки с алыми клювиками сновали вверх и вниз, пока первая партия, облепив берег, утоляла жажду, а остальные, выстроившись напротив, ждали своей очереди.
Для Лакомки не было места лучше Ндуту. Там жил Джордж, его друг-великан, и в его уютной великанской кухне всегда находилось место для маленького мальчишки. Прямо перед лагерем расстилалось огромное ровное пространство с выкошенной травой, где играть было гораздо безопаснее, чем в нашем маленьком лагере. А по утрам, когда я работала, к Лакомке был приставлен Мучария. Мучария — негр племени кикуйю; он так привязался к нашему сыну, что согласился поехать с нами и присматривать за Лакомкой. Мы очень уважали его за это — ведь он был уже немолод, да и уезжать из Найроби ему раньше не приходилось. И я бесконечно благодарна ему за то, что он на это решился, потому что с ним Лакомка в такой же полной безопасности, как со мной или с Гуго.
Порой я долго наблюдала, как оба они — маленький белоголовый мальчуган и величавый старый негр — бок о бок, присев на корточки, созерцают муравьиную тропу или тыкают длинными прутиками в норки тарантулов, выстланные шёлком, пытаясь выманить наружу их обитателей. Они могли часами играть с насекомыми, веточками, пучками травы. Лакомка никогда не скучал, а терпение Мучарии не знало пределов.
Гуго с помощниками занимался гиеновыми собаками, я же почти всё время проводила в лагере Ндуту. Я писала тогда книгу о шимпанзе, анализировала собранные данные о поведении обезьян и вместе с Гуго поддерживала связь с научно-исследовательским центром Гомбе-Стрим. Хотя сама я в то время по многим причинам не могла там находиться, изучение шимпанзе по-прежнему интересовало меня больше всего, и в Гомбе наблюдали за поведением шимпанзе и павианов двенадцать студентов.
Поскольку у меня не было времени, чтобы помогать Гуго, надо было найти кого-то, кто мог бы делать научные заметки в то время, когда он снимал гиеновых собак,— заниматься записью наблюдений одновременно со съёмками одному человеку не под силу. Гуго выбрал Джеймса Малколма. Джеймс только что окончил школу, и перед поступлением в Оксфорд ему надо было где-то проработать один год. Уже при первой встрече в Лондоне он произвёл впечатление человека серьёзного и полного энтузиазма, и мы решили, что с работой он справится. И действительно, вряд ли можно было найти более подходящего помощника. Он был не только наделён умом и умением чётко и ясно выражать свои мысли — оказалось, что у него настоящий талант полевого исследователя. Он был терпелив, всегда полон интереса, совершенно объективен и не боялся самой трудной работы. Чтобы получить полноценные данные о поведении диких животных в естественной обстановке, ему приходилось проводить с животными долгие часы, наблюдать за ними не только в периоды их активности, по и во время отдыха, быть всегда наготове, чтобы не пропустить какое-то неожиданное событие, которое позволит понять целую цепь последующих действий.