Но гиена и не пыталась забираться в нору. Она подняла голову и стояла, оглядываясь по сторонам. Несколько секунд она не сводила глаз со спящей собаки, потом медленно двинулась к ней, согнув лапы так, что брюхом едва не задевала землю. Она подползала всё ближе и ближе, пока её нос не оказался у самого крупа Феи. И вдруг, до отказа вытянув шею, гиена высунула язык и лизнула её под хвостом. Собака молнией взметнулась вверх и, извернувшись, бросилась кусать за круп удирающую гиену. С хохотом гиена поскакала прочь, сохраняя полусидячую позу, чтобы защитить свои чувствительные ляжки от укусов Феи. Отогнав гиену метров на двадцать, Фея остановилась, посмотрела вслед убегающему зверю, потом вернулась к норе и легла.
Помёт гиеновых собак — редкостное лакомство для гиен, и они готовы на всё, чтобы отведать этот деликатес. Возможно, именно это привлекает гиен-мародёров к норам гиеновых собак, хотя они, несомненно, не упускают и возможности схватить беззащитного щенка.
Глава восьмая
По мере того как сухой сезон вступал в свои права, гиены всё больше досаждали собакам стаи Чингиз-хана. Пока на равнинах с низкой травой паслись громадные мигрирующие стада, гиены каждый день наедались до отвала, как и все остальные хищники. Но вот трава засохла, зебры, гну и основная масса газелей ушли дальше, и хищникам стало гораздо труднее добывать себе пропитание. Многие гиены, охотящиеся на равнинах, перемещаются следом за своей мигрирующей добычей, они приходят в эти места за стадами и вместе с ними исчезают накануне сухого сезона; но есть гиены, которые ведут оседлый образ жизни, и им приходится вступать в напряжённую борьбу за существование в условиях жестокого бесплодия равнин в разгар сухого сезона.
Гиены, обитавшие поблизости от логова стаи Чингиза, вскоре стали пристально следить за всеми действиями собак, и редкая охота обходилась без того, чтобы за ними не увязались несколько гиен; они не отставали от стаи, стремясь не прозевать объедки. Часто нам приходилось видеть не меньше десятка гиен, столпившихся на вершине какого-нибудь холмика: они следили за охотой собак. И как только жертва падала на землю, гиены с дикими хохочущими воплями устремлялись к ней. Услышав эти вопли, к месту охоты со всех ног бросались и остальные гиены.
Гиены, подбежавшие первыми, редко пытаются добраться до мяса — они ждут подкрепления, поторапливая отставших воющим хохотом. Когда же скапливается пятнадцать-двадцать гиен, они начинают наступать на собак, загнув на спину воинственно ощетиненные хвосты. Но собаки и при таком соотношении сил бросаются в бой, лая и щебеча; гиены временно отступают, подхихикивая, когда собаки запускают зубы в их крупы. Вскоре гиены перестраиваются и переходят в наступление. Обычно собаки стараются наесться как можно быстрее, чтобы уйти подобру-поздорову, но почти никогда не уступают свою добычу без небольшой стычки — тут уж приходится кое-кому испытать на своих ляжках остроту собачьих зубов, и из свалки доносится визгливый хохот и злобный рёв гиен вперемежку с рычанием и щебетом собак.
Шёл третий месяц оседлой жизни возле логова стаи Чингиз-хана; к этому времени собакам стало очень трудно охотиться, они нередко возвращались с пустыми желудками и ничего не приносили жадно выпрашивавшим пищу щенкам. Со временем мы вынуждены были признать, что гибель щенят Феи была благодеянием для стаи в целом. Там, где трудно прокормить одиннадцать щенят, двадцать голодных ртов — это форменный кошмар!
Неглубокая долинка, где находилось логово стаи, была ещё зелёной: содомский паслён — растение выносливое, но его зелень, такая сочная с виду, обманчива. Долинка была так же высушена, как и жёлто-бурые равнины вокруг. День за днём солнце испепеляло землю, высасывая последнюю влагу, которая уносилась с почти неутихающим ветром. Повсюду взметались небольшие смерчи, или, как их ещё называют, «пыльные бесы»,— они кружились и плясали на просторе равнин, и от каждой лапы или копыта, ступавшего на иссохшую землю, взлетало вверх облачко пыли. К десяти часам утра знойное марево заливало горизонты прохладными миражами далёких озёр.