Потом собаки побежали. Я перевёл скорость и рванулся за ними — машину стало бросать ещё сильнее. Вскоре я разглядел преследуемую жертву — это был годовалый гну. Немного спустя мы уже делали пятьдесят километров в час. Фары я включать не решался: как бы не ослепить гну и не спугнуть тысячные стада с маленькими телятами — они были повсюду вокруг нас. Глаза уже привыкли к призрачному свету, и на малой скорости мне ничего не стоило объезжать едва различимые ямы. Теперь же оставалось надеяться только на удачу.
Мы проехали ещё километра полтора, когда луна скрылась за небольшим облачком. Я уже едва различал собаку, которая была ближе всех, и сосредоточил внимание на том, чтобы не упускать её из виду. По остатку хвоста я узнал Фею, одну из трёх взрослых самок стаи. (В будущем мне предстояло найти для неё новое определение — она стала матерью Соло.) Вдруг Фея подпрыгнула, перевернувшись в воздухе. Послышался шумный всплеск, и я резко повернул руль, объезжая колдобину, в которую Фея свалилась. Посмеиваясь про себя, я следил уголком глаза, как она вскочила и пошла вброд через лужу. Я так старался не потерять её из виду, что не заметил вторую колдобину, параллельную первой. В следующее мгновение машина уже летела по воздуху. С глухим стуком мы приземлились, и я почувствовал жгучую боль — левым плечом я врезался в борт машины, и тут же через открытое окно прямо мне в лицо угодила солидная порция воды. Моя нога всё ещё была на акселераторе, и машина переваливаясь продолжала пробиваться вперёд, разбрасывая во все стороны жидкую грязь, потом уткнулась в противоположную стенку ямы, начала было взбираться вверх и встала; колёса бешено крутились. Я быстро включил передний мост, но это не помогало. Машина застряла всерьёз и надолго.
Выбравшись из кабины, я побрёл вокруг машины. Липкая грязь доходила до щиколоток. Задние колеса глубоко врезались в грунт под водой, и одно из передних тоже порядочно засело. Да, придётся попотеть, откапывая машину. Я прислушался: ни щебета пирующих собак, ни топота бегущих антилоп. Конечно, собаки уже должны быть где-то далеко впереди; придётся мне оставаться на месте до рассвета.
Я забрался обратно в кабину и налил чашку кофе из фляги. На душе было скверно: мне следовало во что бы то ни стало держаться рядом с собаками, и по прошлому опыту я прекрасно знал, что теперь вряд ли сумею отыскать их, даже если проищу весь день. Джейн, Лакомка и я жили в Серенгети уже три недели, и каждый день я выезжал на поиски стаи Чингиза. Мне хотелось снять фильм о жизни собак возле логова и о воспитании щенят. Среди многочисленных стад — была как раз миграция гну — я встречал других собак, но эту стаю, нашу собственную, я встретил сегодня в первый раз.
Славно было повидать их вновь, своих старых знакомцев; не хватало только двоих: вождя стаи, Чингиз-хана (вероятно, он погиб), и одной из самок — Юноны. Кроме десяти взрослых, которых я так хорошо знал, в стае было семеро годовалых щенят, детей Юноны, — два из них пропали ещё в прошлом году.
Я надеялся, что, когда снова найду стаю, в ней будет беременная самка, поэтому вид трёх самок с худыми, втянутыми боками, без набухших сосков, которые предвещали бы появление щенят, разочаровал меня. Однако в течение дня я почти точно уверился, что у главной самки, Ведьмы, вот-вот начнётся течка. Псы так и увивались вокруг неё, и я разглядел в бинокль, что петля у неё слегка припухла — верный признак того, что она почти готова к спариванию. Но так как спаривания я не наблюдал, у меня оставались некоторые сомнения.
Самка гиеновой собаки щенится недель через десять после спаривания. Ждать десять недель — очень долго! Мне хотелось бы начать съёмки гораздо раньше. Но я понимал, что ждать придётся, и был готов идти на все расходы, которых потребовали бы интенсивные розыски логова Ведьмы, если бы хоть наполовину был уверен, что у неё действительно будут щенки. И вот теперь я потерял стаю! Так как самка спаривается только в течение четырёх дней, а я не был уверен, что найду стаю за это время, это значило, что у меня не было никаких шансов отыскать их. Я проклинал облако, колдобину, собственную неловкость и почти всё на свете.