— Для стендапа да. — Уточнила я, разглядывая слабый потек коньяка на стекле стенке его бокала. Перевела взгляд на Матвея, скрадывающего жесткость алкоголя глотком кофе, — а так циничный мерзавец мало подходит для нормальных человеческих отношений, не находишь?
Ланг отставил чашку и, глядя на нее, несколько мгновений о чем-то размышлял, а потом не слишком старательно попробовал съехать с темы:
— Во всем виноват яд, убивает все человеческое.
А мне эта тема была интересна, поэтому я резонно возразила:
— Яна кинул ты, а не дурь.
Матвей прицокнул языком, с иронией глядя на меня. Вновь отпил кофе и, чуть погодя, все же вернулся к тому, о чем прежде не раз отказывался разговаривать со мной:
— Я забрал только полагающиеся мне деньги, и то, в период, когда точно знал, что Ян сможет отдать так, чтобы не оказаться в критическом положении. — Отсалютовал бокалом коньяка мне, прежде чем отпить и напомнить, — а мог бы просто подать в суд. И забрать фирму.
— Которая тебе стала неинтересна. — Кивнула, закрывая ведерко и отставляя его, прокатывая на языке прохладный приятный привкус и глядя в ровно такие же глаза.
— Дело не в этом. — Отрицательно покачал головой Матвей, взяв бутылку вина и немного плеснув его в мой бокал. — Мне важны рациональные отношения, когда человек понимает, что независимо от обстоятельств, от количества бабла, он не должен забывать реальное положение вещей. Я дал Яну хороший старт и мне было достаточно того, что он это знает и умудряется не забывать, хотя ему очень хочется. Если бы Сокольский в себя поверил и начал выделываться, то я либо закрыл, либо отобрал бы компанию. — Так вот в чем причина смерти инвестиционной шараги и федерального розыска прошлого компаньона Матвея, что некоторой скукой сейчас заключил, — так что моя совесть тут чиста. Более того, я искренне рад, что его амбиций и сил все-таки хватило на то, чтобы зарегистрировать дата-центр в Сингапуре. Угадай, чья именно это была идея и как изначально Сокольский к ней отнесся, начав ныть о сложностях регистрации, о больших рисках, о штате, который не менее сложно будет переводить, и о том, как много бабла на это все потребуется?
Я, отпив вина, промолчала, глядя в сторону, улыбнувшись, согласно кивнула. Ибо да.
Да, нельзя не отдать Лангу должное — в том, что я и еще одиннадцать человек чуть меньше чем через год кардинально поменяют обстановку, — в этом заслуга Матвея. Если бы не он, то, во-первых, фирма бы так не расцвела и не набрала такие обороты, а во-вторых, у таких как я не было бы таких возможностей и перспектив. Он не дал рыбу, он дал удочку, и, слава богу, что Сокольский, в руках которого была эта удочка, додумался делать такое же тестирование со штатом, когда перебирал кандидатов, кидая им неожиданные техзадания и наблюдая за качеством, сроком исполнения и поведением кандидата, прежде чем он объявил нам, что организация расширяется и модернизируется. И он уже знает тех, кому будет предложено продолжить работу в Сингапуре.
Матвей негромко хмыкнул, пригубил кофе и произнес:
— Так что за Яна ты слишком сильно печешься. — Едва заметная пауза и почти неуловимая, но крайне недобрая нотка в последующей ровной интонации, — что, кстати, любопытно.
Очень резанул такой тон и я, еще не совсем уверенная в том, что реально продиктовало подобную постановку предложения, оповестила о простой истине:
— Я его уважаю. Он хороший руководитель и человек неплохой.
— Открою тебе секрет: деньги его немного подпортили, но это заметно только при близком общении. Одна из причин, почему мне стало скучно. Впереди замаячил примитивный сценарий деградации человека, почувствовавшего бабки в руках и не понимающего, что дальше будет только хуже — изменятся ценности, взгляды, приоритеты и мотивация, он сам поменяется полностью и далеко не в лучшую сторону. Лучше рвать контакты и расходиться в бизнесе на этом этапе, иначе ничего хорошего из этого не выйдет, потому что с терпением, у меня, к сожалению, бывают осечки. Но, повторюсь, то, что Ян слегка парит над землей, заметно при тесном общении, так что ты в нем не разочаруешься. Верно?
— Мы исключительно в рабочих отношениях, так что верно, не ревнуй. — Съязвила, но он слегка склонил голову вперед и испытывающее прищурился, тем самым вызвав у меня сначала оторопь, а затем злость, — Матвей, ты серьезно? Ревность? — с откровенной прохладой осведомилась я. Он молчал и смотрел, что еще сильнее напитало раздражением и напрочь смело относительно спокойную и неплохую атмосферу на моей кухне. Глядя на него в упор, твердо обозначила, — мне это очень не нравится. Я хочу, чтобы ты ушел.