— Я хочу тебя поцеловать.
Снова почти уже привычно уставившись на мои губы так, когда у него на лбу написано, что там дальше он хочет сделать после поцелуя.
— А я хочу на Марс слетать. Ох уж эти несбыточные мечты.
И смотрела я на него, как мы привыкли — скептически и так, как будто он меня этим замучал уже, но мне казалось, что он вполне почувствовал мое облегчение и благодарность, когда его величество достало с антресолей свое амплуа, по которому, надо признать, я успела соскучиться.
— Значит, когда с рехаба вернусь, — будто делая мне большое одолжение, — поцелую тебя так, что на небеса взлетишь, а там до Марса рукой подать. Мечты должны сбываться.
— Ты в рехаб ни один раз съездишь еще. — Махнула рукой на фыркнувшего него, — но как говорят коучи успешного успеха: все в твоих руках.
— Они ж врут. Неотвратимый фатум все же есть, я думаю. — Матвей красиво и неторопливо потянулся за столом. Выпрямляясь, откинув голову назад, сделал, полукруговое движение, одновременно разводя локти в сторону и разминая плечи. Боже, какие же это плечи… В голове вновь начался прямой эфир разврата, но на этот раз с периодическими нотками нежности под аккомпанемент недавно отзвучавших слов, запустивших нити блаженного токсина в разум.
— Я смотрю, ты настроен на выздоровление. — Отвела взгляд, впервые осознавая, что за этот адский день вообще сама мысль пить на пустой желудок — не очень хорошая идея. Пустить Ланга, явно осознавая, что он не просто посплетничать пришел — так я сама себе приговор выносила. И сидеть, осознавать, что лучшее, что можно сделать — выгнать его и при этом дальше сидеть, так это почти расписаться в приговоре. Мы же оба знаем, к чему все перейдет. И этой змей продолжал крутить передо мной яблоком:
— Кать, — задумчиво глядя на меня, Матвей откинулся в кресле, — а если бы я не принимал, у нас бы вышло? Я имею в виду, что я-то уверен, а что думаешь ты?
Скорее всего да, вышло бы. Вышло и пошло на хер.
— Матвей, тебе пора. — Твердо произнесла, качнув головой.
Ланг фыркнул, глядя в мои глаза. И заставил почти простонать, когда не возражая, не убеждая, не настаивая, вообще не говоря ни слова, кивнул и поднялся. Натянул ветровку, и, подхватив бутылку, на ходу вызывая такси, направился к выходу. У меня за эти секунды трижды возникало желание его задержать. Просто податься вперед, коснуться его руки, сжать на ней пальцы и пусть все горит синим пламенем. Останавливало только отчетливое понимание, что Матвей не из тех людей, которые скажут, мол, нет, ты что, я же обещал, что просто поговорим. Да и сейчас он не настаивает только потому что думает, что пиздюлей за это отхватит наверняка, сколько раз проверял уже. Слава богу, что он так думает, я в себе вообще была не уверена.
Когда он прошел мимо и обоняния достиг слабый шлейф парфюма, я задержала дыхание и махом допив свой бокал, протяжно выдохнула, устаканивая мысли и отправилась провожать.
Пока Матвей обувался, ему пришло уведомление, что карета будет подана господину через несколько минут. Я расхохоталась над его кислой миной, когда он оповестил, что его царской заднице придется садиться в Киа Кьюорис, но выяснять, почему приложение определило эту машину в запрошенный им «бизнес», он не стал.
— Поцелуешь на прощание? — не слишком старательно изобразил недовольство, с осуждением глядя на недвижную меня, предусмотрительно стоящую в зоне недосягаемости, — что, даже не обнимешь? Яскевич, в обмен обещаюсь не пить на нашей свадьбе.
Закатила глаза и, махая руками, будто отгоняла голубей, направилась к Матвею, уже открывающему дверь.
— Иди давай, фантазер, — начала выталкивать из квартиры его, который снисходительно посмеиваясь, в шутку боролся, но квартиру все же покидал.
Однако радовалась я рано. Пропустила момент, когда он как-то хитро блокировал мои руки крестом на моей же груди и одним кратким и даже не особо сильным рывком вытащил меня за собой через порог.
— Ты что творишь? Тут же пол грязный! — возмутился внезапно проснувшийся во мне Мойдодыр, беспокойно смотрящий на мои стопы в белых следках стоящие на носочках на плитке общеквартирной площадки.