Я почти сразу взяла в руки. Его очки. И себя.
С последним вышла некоторая заминка.
— Гетерохромия, — произнесла я, насколько позволяло состояние внимательно вглядываясь в его улыбнувшиеся и весьма впечатляющие глаза, обрамленные темными, густыми ресницами. Завораживающие до мурашек не только из-за цвета, но и выражения — гипнотическая глубина, открытость, спокойная пленяющая прямота. — У моего брата так же. Правда, оттеночная. Правый глаз зеленее, чем левый, но это заметно только при ярком освещении.
— Ну, мне повезло меньше, — слабо усмехнулся он, глядя на меня, покоренную изысканным жестом природы, одарившей его левый глаз насыщенно голубым цветом, густым почти до синевы, а правый окрасившей в бархатисто-карий.
— У вас красивые глаза, — неожиданно даже для себя брякнула и впервые за время нашего короткого общения несколько стушевалась и неловко отвела взгляд.
— У вас тоже. — Спокойно ответил, и прозвучало это довольно искренне, несмотря на то, что я уже в который раз утерла выступившие слезы с наверняка покрасневших и опухших глаз.
Надела его очки, стремясь отгородиться от все крепнувшего ощущения симпатии, невзначай все еще поигрывающего пульсом и уже мыслями. Он хотел что-то сказать, но тут появилась Ленка, обратив на себя мое внимание.
— Полклиники оббежала, — немного раздраженно высказала она, останавливаясь у скамейки и держась за ее спинку, склонилась, чтобы снять бахилы.
Присутствие родного человека отрезвило и вернуло меня в себя. Мгновенно, оставив легкое послевкусие приятного удивления от непривычного состояния, когда я теряюсь в диалоге. Причем еще в таком полуфлирте с абсолютно незнакомым человеком. Десятки моих жертв в анонимном чатике были бы очень удивлены, узнай они, что такое, оказывается, все-таки возможно.
Посмотрела на Лену, привычно не удивившуюся тому, что оставленная без присмотра я уже нашла себе собеседника. Прикусила губу на секунду, поразмыслив над шальной мыслью, и рискнула. Изобличающее указав на нее пальцем, сообщила мужчине:
— Это моя старшая сестра, в детстве она меня била и отбирала игрушки.
— И выколола глаза, чего уж скрывать, — добавила подошедшая Ленка, с вежливым интересом осматривая мужчину и тоже явно оценив безобидную и крайне впечатляющую мутацию, а он неожиданно с осуждением посмотрев на нее, обратился ко мне:
— Я вырос с точно таким же братом, но сейчас все в порядке, он сидит.
Что-то проскочило в его интонации, не то акцент, не то говор. Очень кратко, охарактеризовать было трудно. Еще и из-за смысла этих слов, сказанных таким тоном, будто он меня успокаивал и дарил надежду на лучшее, ведь сам через подобное прошел. Оценивающе глядя на Лену, сдержанно усмехнувшуюся, я у него уточнила:
— На цепи?
— Лучше. В колонии. — И у него такой ровный голос, как о погоде говорил.
Тотальное очарование им не то чтобы исчезло, но слегка развеялось. Я все-таки рассмеялась, Лена фыркнула и полюбопытствовала у него:
— За что его посадили?
— За жестокое обращение с животными. — Серьезно ответил он ей.
— Вы в одной сфере работали? — памятуя о его «профессии», улыбнулась я.
Он неопределенно повел головой, вернув мне улыбку. Лена, забрав у меня свой едва не пострадавший рюкзак, отклонила входящий ей вызов и спросила, готова ли я ехать. Я решила поторопить события и приоткрыла губы, глядя на мужика, сомкнула, мягко улыбнувшись и, кивнув Лене, только начала поворачиваться, чтобы направиться к выходу, как он произнес:
— Оставьте одиннадцать цифр.
Остановилась, ощущая, как удовлетворение разливается внутри и обратилась к голосу разума, тотчас притормозившего очарованное дамское сердечко.
Утирая слезы, оценивающе посмотрела на вполне приятного мужика и вновь задумалась над тем, что человеческое зрение уникально.
Мое уникально тем, что я не в состоянии разглядеть уебка в ближнем. И я не уверена, что коррекция зрения это исправит. Моя первая осознанная большая любовь оказался альфонсом, у которого все было в кредит, а если нет, то принадлежало его брату и об этом я узнала случайно. Когда гасила третий платеж за машину моей большой любви, а его брат, извинившись за задержку, вернул мне потраченные деньги, объяснив, с кем наивная и сердобольная я живу. Вторая моя большая влюбленность оказался женат и я узнала об этом через три месяца. Следующий работал фитнес-тренером и я возлагала на него надежды не только в плане совершенства моей фигуры, но подосланная к нему на тренировку шпион-Милаша, которой тоже стали уделять внимание, согласилась со мной, что тренер обязан пойти на мужской половой орган. Следующий кандидат на мое сердце казался действительно нормальным мужиком, однолюбом, но по совместительству был многоебом — снимал девочек на сайтах для понятных целей, когда меня не было в городе. Потом был мягкий и добрый парень, но он постоянно сравнивал меня с мамой и в свои двадцать семь лет он по пять раз на дню ей звонил и все докладывал. Потом был обнаглевший мент, полагающий, что я должна счесть его за подарок судьбы и очи в долу держать, пока он не разрешит на него смотреть и слово молвить. Затем несколько повезло-таки и мне попался такой жеребец, что постель дымилась и я была частенько счастлива, пусть он и брехун каких поискать. Он был действительно так хорош в постели, что я, даже немного посомневавшись, все-таки решила, что без гандона лучше. И бросила его. Потом я подобрала очень честного мужика, но с половой дисфункцией. К слову, честным он был слишком сильно и, устав от постоянной критики субъекта неспособного из меня вытрахать обиду на него, я ушла.