— Отвечу сразу после тебя, — лукаво улыбнулась я, ощущая первый, но очень четкий сбой в сердцебиении, — почему форензика, Стас? Талантливый человек восхитителен во всем. Так почему именно сайбер секьюр?
— Очевидно же, — слегка нахмурился он глядя мне в глаза, поверхностно огладив большим пальцем место поцелуя. Просто убивая этим и контрастом спокойствия, когда невозмутимо говорил, — чисто из-за бабла. Так почему такой проект?
— Очевидно же, — с точностью скопировала его интонацию и попыталась мимику. Внутри… млея. Просто млея. — Люблю копаться в чужом грязном белье.
Стас рассмеялся, качая головой и глядя на меня, все так же лукаво улыбающуюся. На мгновение он отвел взгляд, сглотнул, одновременно закусив губы, чтобы быстро и поверхностно облизнуть их, и чуть шире развел ноги, фактически касаясь коленом моего бедра. Опалив меня свидетельством того, что не только я крайне многопланово заинтересована была в своем собеседнике и не только меня посещали мысли об интересном завершении вечера. Только он скрывает хорошо. Скрывает, но и отступать не намерен:
— Всегда есть стартовая точка. У меня такая была в похищении моих логов, когда у меня просто угнали моего прокаченного перса в сетевой игре. Я выяснил кто и как это сделал, а дальше сработало сарафанное радио. К моменту запуска моего стартапа, уже очень много людей знало к кому обращаться, если у них случалось так, что их личные данные или конфиденциальная инфа становились известны третьим лицам, которые иногда неприемлемо по всем соображениям их использовали в личных целях, а так поступать нехорошо на мой взгляд. Люди, солидарные со мной в этом, знали, к кому следует обращаться и кого советовать своим друзьям и знакомым. Я, как законопослушный гражданин, просто узаконил свою халтуру и решил в ней развиваться. Стартовая точка была такая, а у тебя какая? — с искренней заинтересованностью после того, что он не говорил в своих вью.
В тех, где рассказывал, что поступил на инфобез просто потому, что ему это казалось это интересным и перспективным, а стартап замутил, потому что видел в этом потребность и рынка и общества, и знал, что может и хочет ее удовлетворить. О таких личных деталях он не рассказывал, я этого не нашла, хотя прочитала и посмотрела очень много, если не всё. Нереально подкупало, да фактически покупала такая его открытость и простота отношения. На ум внезапно пришел еще один чрезвычайно интересный момент — у него снят контроль личного пространства. Вчера, глядя на него издали, я заметила, что Стас за этим бдит. Настолько, что это отпечаталось на бессознательном уровне, когда скупо двигаясь, либо вытеснял тех, кто вторгался на личную территорию, либо слегка выступал вперед, увеличивая расстояние между собой и ближайшим человеком. И там, у машины, когда стояли вдвоем, контроля уже не было, наоборот, расстояние он весьма охотно сокращал. Как и сейчас — сидит очень близко, касается, почти не отводит взгляда без нужды. И я прекрасно понимала, что лежит в основе этого всего. Мне тоже не нравится когда меня трогают без необходимости, не люблю тактильных людей, но это все как будто отключается, когда рядом человек, к которому есть не только физическое влечение.
— Стартовая точка всегда есть, — проваливаясь в контрастную бездну глаз повторила я, согласно кивнув. Посмотрела на свою ладонь, так и остававшуюся в его пальцах на столешнице. И поразмыслив еще, все же рассказала про Эльвиру.
Закончила почти сухо, не став углубляться, что позже мы встретились с историями пострашнее Эльвириной. И эти истории иногда заканчивались так, что тупо, слабовольно и напугано хотелось все бросить и никогда больше не возвращаться ни в кризисный центр, ни на канал, и вообще не вспоминать об этом. По-детски так, когда думаешь, что если закроешь глаза, то все это пугающее исчезнет само по себе.
А хотелось.
Хотелось рассказать ему о том, что порождало у меня ночные кошмары, что побуждало меня без повода ехать к Милаше, брать у ее талантливых девочек лучшие букеты или композиции, которые я через несколько минут протягивала через порог маме, через ее рабочий или домашний порог — не важно. Важна была ее улыбка в эти первые секунды. Такая искренняя. Теплая, нежная, отогревающая. Материнская.
Хотелось рассказать ему, что побуждало меня звонить папе и спрашивать, как он себя чувствует, как прошел его день. Папа эмоционален, но по мужски эмоционален, то есть если у него благое расположение духа, то он достаточно общительный человек, не скупой на выражения в органичном нордическом оформлении, да и за бизнес у него душа болит во всех его сферах, поэтому разговаривать с ним можно долго и интересно, что мне, звонящей ему без повода, очень нравилось. Якобы, без повода. Нравилось начинать разговор с папой ни с чего, нравилось этот диалог развивать, цепляясь за папины вроде бы малозначительные обороты в процессе, нравилось шутить, и, смаргивая слезы, говорить выверенной интонацией, слушая его ответы и понимая, как же мне, сука, повезло. Насколько мне повезло. Потому что после папы я могу позвонить еще двоим людям. Воспитанным этими людьми. Да и не только родственникам, мне есть кому еще позвонить. Мир большой, он необъятный, но скупой на людей в лучшем понимании этого слова, а мне так везет, я встречаю их часто.