— Что это значит? — заинтересовалась я, разглядывая его левую ладонь опущенную на руль. И думая о близости правой к моему лицу.
— Жи есть? Такое непереводимое для недагестанской души утвердительное междометие. Давай контрольный раз, вместе с жестом.
Снова моя провальная попытка, не несущая ничего кроме смеха, как бы я ни прикладывала усилия.
— Ты неправильно жест делаешь. — С видом, что это единственное, что у меня не получается, кивнул Стас. Убийственно неторопливо перемещая правую ладонь с подголовника к моему лицу.
— Правильно. Это магический пасс, для усиления эффекта. — С трудом сохраняла невозмутимый вид, когда он указательным пальцем неторопливо заправлял прядь мне за ухо. — Я экстрасенс или где, по-твоему. — Слегка подалась вперед, к нему, намеренно в непосредственной близости от его лица махнув кистью в пародии на его жест
— Может, прекратишь свое колдовство? — усмехнувшись, перехватил мою руку. Похищая мою способность мыслить, заложил ее себе за шею, одновременно неспешно уходя ладонью с моего лица на затылок и мягко привлекая ближе к себе, неторопливо подающемуся вперед, приподнимая брови и с мольбой в пониженном бархате голоса, — пожалуйста, экстрасенс.
— «Шрека» смотрел? — нахмурилась я, вновь слегка царапая кожу его шеи, ощущая его пальцы в волосах, из последних сил удерживалась в сознании, начинающем осыпаться горячим пеплом. Пытаясь выдать кавказский акцент, с угрозой произнесла, — поверь мне, будь это я, ты бы сдох.
— Есть чеченские мотивы, — серьезно кивнул он, приблизившись так, что дыхание смешалось. Пробно подался вперед, и я, дразня, слегка отстранилась, а он с одобрительной улыбкой произнес, — осел. Господи, какая ты милая.
— Что? — собственный голос почти не пробился сквозь набат сердцебиения в ушах.
— Что? — в контрасте глаз смех и… голод. Раздирающий внутренности и выдержку. В основном мои, ибо его нечеловеческому терпению можно памятник возводить, — в «Шреке» было: «поверь мне, осел».
— Нет-нет, — мотнула головой я, слегка сжимая его шею и дурея от того, что он одновременно с этим сжал мои волосы у корней, — что было после того, как ты обратился к господу?
Он приподнял уголок губ, глаза даже в полумраке потемнели. А у меня потемнело в разуме, когда губ коснулись губы. Первое прикосновение намеренно поверхностное, неторопливое, осторожное. Сердце ухнуло вниз живота и разорвалось на мириады тягучих, будто плавленая карамель, капель, обжигающих экстремально сузившиеся сосуды. Как пытка это аристократическое снятие пробы, когда жрать хочется неимоверно, но это необходимо возвести в степень вот таким трещащим по швам степенным поведением.
Невыносимо. Слегка отстранилась. Дыхание сбилось. Сбилось сильнее, когда посмотрела в его глаза с дьявольски пляшущими обжигающими тенями. Он приподнял уголок губ не то в полуоскале, не то в полуулыбке. И всё.
Резко подался вперед к жадно рванувшей к нему мне. Одно мгновение и будто провал в другой мир. Дикий, животный, горящий. Сжигающий. Всегда голодный, ибо насыщение нереально и никому не нужно. Очень знакомый.
Язык коснулся языка и остатки разума канули в полыхающие жаром сумерки. Обхватила его голову, придвинулась максимально возможно близко, когда целовал глубже, прижав исходящую жаром ладонь к моему лицу, пальцами другой сжимая волосы у корней до тонкой границы с болью и выпивая мое дыхание. Поглощая мой голод. Душу. Стон.
Сбитый, сдавленный от того, насколько сильно било огнем за грудиной, стекая невыносимым возбуждением вниз живота. Сразу после отзвучавшего ему в губы стона, меня жестоко лишили всякого шанса вернуться в себя — его ладонь с щеки пошла ниже, по челюсти, под нее, поднимая и поворачивая мою голову так, чтобы открыть ему шею. На задворках сознания пронеслось, что если он сейчас прикоснется к ней губами, я не сдержусь и секс начнется прямо сейчас и здесь. Попыталась оказать сопротивление — его пальцы в волосах стали жестче, почти болезненными, но это физическое ощущение разбилось в красочном уничтожении последней капли моего разума, когда он поверхностно, нежно, на отчетливом сумасводящем контрасте с хватом своих рук, пошел поцелуями по моей шее, порождая почти невыносимое наслаждение, жесткими электроразрядами идущими под кожей.
Едва ощутимо вздрогнул, когда я сняла руку с его плеч, и с нажимом пошла ногтями по так не нужной ткани на его груди, животу, до ремня. Отпустил мои волосы, и губы вновь в губы, сразу глубоко, но расстегнуть ремень не дал, сжав на нем мои пальцы. В протесте прикусила его губу. Не сильно, но весомо.