Он просто уставился на меня.
— Скажи что-нибудь!
Этот ублюдок расхохотался.
Приятный громкий смех наполнил комнату, окружая меня, отдаваясь эхом в голове. Я никуда не могла от него деться. У кухонной стены в стойку было воткнуто много острых сияющих ножей в ряд. Не составило бы особого труда просто швырнуть в него одним из ножей и посмотреть, куда попаду. Может, он и не представляет для меня опасности в физическом плане, но с высокой вероятностью может случиться так, что это ему придётся опасаться меня. Я представила, как его побитая тушка истекает кровью на полу. Это воображаемое зрелище удержало меня от нанесения увечий в реальности, несмотря на мои сжатые кулаки.
— Теперь ты понимаешь, откуда это разумное нежелание говорить тебе, — сказала я, в основном для себя. За своим безумным хохотом он совсем не мог меня услышать. Он стоял, согнувшись и вытирая слезы на глазах. Со всей пылкостью я молила о том, чтобы его шибануло молнией, но ничего не происходило. Джимми просто продолжал смеяться.
— И отчетливее всего сейчас я чувствую к тебе ненависть, — сказала я. — Если вдруг тебе интересно.
Спустя некоторое время (примерно через столетие) его смех стал тише и затем, наконец, стих. Этот бой дался ему нелегко. Он посмотрел на меня, на пол, в окно. Его лицо было напряжено. Всё, что мне оставалось, это ждать.
И периодически язвить.
— Вот и прекрасно, — сказала я. — Рада, что тебе удалось это переварить.
— Извини.
Он потер рот рукой. Она совсем не закрывала его улыбку.
— Боже, до меня только дошло, что все те разы, когда ты на меня так забавно смотрела, у тебя, оказывается, было какое-то расстройство, связанное с недостатком внимания, или тебе нужен был перепихон, или типа того. А я и не догадывался...
— Замечательно, — я хлопнула в ладоши и нацепила на лицо улыбку. — Итак, вернёмся к нашему разговору. Очевидно, что это непрофессионально и переходит границы. Поэтому я ухожу.
— Нет, не уходишь. Не глупи, Лена.
— Как тебе там живется, Джимми, в мире, полном отрицания? Ты счастлив? Наверное, и погода в это время года тоже ничего? — я уставилась на него. — Видишь ли, в прошлом мне разбивала сердце целая свора разнообразных придурков, и я поклялась, что больше этого не произойдёт. Так что я не собираюсь страдать от своей неразделённой любви. Просто, как по мне, это не самое лучшее времяпровождение, уж извиняй.
Может быть, моя улыбка и была немного робкой, но его — сияла. С помощью такой улыбки можно сдвинуть горы. И разбить сердце. Я чувствовала, как моё постепенно останавливается в груди. Отказ больно ранил, хотя не то чтобы я хотела, чтобы он бросился ко мне с распростёртыми объятиями. Я не меньше него удивилась бы моим неуместным чувствам. Но ему обязательно было впадать в истерику из-за этого?
Представьте себе, каково это — влюбиться в кого-то, к кому не испытываешь особого восторга большей частью треклятого времени. Кто совершает такую глупость?
Конечно, я. Это и так понятно.
— Давай расскажу, как всё будет, — сказал он уверенным и даже немного скучающим тоном. — Ты покончишь с этой дурацкой влюблённостью, и я сделаю нам обоим огромное одолжение, забыв о том, что всё это вообще происходило, идёт?
— Какой же ты идиот.
Боже, он точно идиот. Самый настоящий. Я посмотрела на него взглядом, который, надеялась, красноречиво передаст эту мысль.
— Тебе не приходило в голову, что если бы я могла просто с ней покончить, то уже давно бы это сделала? Думаешь, мне хочется что-то к тебе чувствовать?
— Дело не во мне, Лена. А в моей известности. Стоит тебе это понять, как ты перешагнёшь эти чувства и двинешься дальше.
— В том-то и загвоздка. Дело в тебе. И поэтому я не могу двинуться дальше, — сказала я, указывая в сторону своей груди, которая, по чистой случайности, вздымалась из-за моего взвинченного состояния.
Взгляд Джимми опустился в указанную ложбинку, прежде чем вернуться к моему лицу. От злости он сжал губы, словно я специально вынудила его оценить мою грудь. Ага, если бы.
— Так вышло, что мне нравилась эта работа, — сказала я. — За неё хорошо платили даже до того, как ты начал ещё больше разбрасываться деньгами ради меня. Я привыкла жить в твоем особняке, не оплачивая жильё, да и, в основном, работа была лёгкой. С этим было всё отлично. Но дело в том, что иногда, когда ты не вёл себя, как придурок, меня настолько переполняли чувства к тебе, что становилось больно. Мне нравилось, когда ты, считая, что никто не смотрит, проявлял свое истинное «я».
— Лена...
— На самом деле, это проявлялось в мелочах. Например, в том, как ты делал вид, будто забыл, чья очередь выбирать канал, поэтому я выбирала чаще, чем ты. Или как ты иногда сидел со мной, когда я не могла уснуть.
Он закинул руки за голову.
— Боже, Лена. Перестань. Что за бред. Это ничего не значит.
— Ошибаешься. Всё это кое-что, да значит. Я знаю, ты не любишь похвал, но ты далеко не так ужасен, как хочешь казаться.
— Да, точняк. На самом деле я — не так понятая лапочка. Чёрт.
— Я не говорю, что ты идеален. Нам обоим известно, что тебе до этого далеко, но и мне тоже. Я всего лишь хочу сказать... — я подыскивала слова и с разочарованием поняла, что ничего подходящего на ум не приходит. Дьявол, ну и разговор. — Б-р-р!
Вот опять.
— Ну, так что? Ты боишься, что твои... — он показал кавычки, — ...чувства ко мне помешают выполнять твои обязанности?
— А что, если по какой-то причине ты снова сорвёшься, и я не смогу проявить непробиваемость и отказать тебе, потому что мне будет слишком жалко тебя? Что, если я тебе уступлю? Риск слишком велик.
— Такого не будет.
Он прошёл мимо меня и стойки, взял из шкафа стакан, и налил в него воду. Не отрываясь, он выпил полный стакан, его кадык заслужил сверхурочные. Воздух наполнился запахом его вспотевшей кожи. Если бы мне не нужно было говорить, то я бы задержала дыхание. Мне незачем было вдыхать его возбуждающий аромат, и без этого всё запутано.
— Может и будет, — сказала я. — Ты несерьёзно к этому относишься. А ещё тебе нужно в душ.
— Об этом я и толкую.
— О чём?
— О том, что тебе не следует принимать поспешных решений, пока не разберёшься, чего ты хочешь. За последние пять минут ты успела признаться, что влюблена в меня, затем сказала, что ненавидишь. Проинформировала о том, что я идиот. А теперь твердишь, что я воняю.
— Конечно, ты воняешь. С тебя же пот течёт.
Не сводя с меня насмешливого взгляда, он прислонился к стойке.
— Ага, и если бы тебя переполняли те самые предполагаемые чувства ко мне, то ты была бы совсем не против этого. Ты бы всё равно хотела бы всего меня. На самом деле, большинство женщин хотели бы меня от этого еще сильнее.
При попытке понять, что же в себя включает понятие «всего меня», и что может за этим последовать, у меня снесло крышу. Нет, нет, нет, плохие, ужасные, не из той оперы мыслишки.
— Да ты что?
— Да. Женщины, которым я нравлюсь, не против моего пота. Как думаешь, что появляется через несколько часов, проведенных в постели? Пот, вот что. И все те женщины, в отличие от тебя, не вставляют саркастические комментарии. И определённо, б****, не оскорбляют меня каждые две минуты.
Он медленно обвёл меня глазами. Я не оценила это по достоинству.
— Знаешь, я ведь думал, что все те странные взгляды были связаны с тем, что случилось в Айдахо. Вроде как был уверен, что ты больше специализируешься по кискам. Считал этот факт весьма прискорбным, если честно. А тут ты выдаёшь такое.
На какой срок меня посадят, если я его придушу? Очень интересный вопрос.
— Погоди. Ты что, и вправду считаешь, что если женщина не целует твою задницу, то она лесби?
Он пожал плечами.
— И ещё удивляешься, почему я тебя оскорбляю.
— Делать то, что от тебя требуется, Лена, это вовсе не проблема. У тебя не возникнет трудностей с тем, чтобы отказать мне.
Не обращая внимания на мой скептицизм, он разминал свою шею, бросив на меня ещё один скучающий взгляд.