А ведь тех денег, что я копила примерно с десяти его лет, мне всё равно не хватило бы на "отмаз". Родина с каждым годом становится всё более жадной, там на самом деле уже понадобились были бы доллары, сделанные из нефти.
Словом, мой второй брак позволил мне стать чистой воды рантье. И бросить тяжёлую и унизительную (по зарплате) работу. И жить так, как я нынче живу. Всё: теперь вы можете ненавидеть меня со всеми основаниями и всей душой. Мне на это плевать: привыкла. Хотя и не афиширую особенно своё положение, лишь самые близкие всё знают и не возникают на эту тему. Впрочем... сколько у меня этих близких осталось? Полтора человека. И то, я считаю, многовато.
Когда сознательно выбираешь одиночество как образ жизни и максимально отключаешь себя от внешнего мира, образуется невероятное количество свободного времени, но самое главное, что перед тобой разверзается бездна, бездна свободы! И вожделенной независимости.
Одна из сладостей независимости - неподотчётность. Во всём. Как хочу, так и живу, куда хочу, туда иду. Хочу завтракать в пять вечера, значит, так тому и быть. Хочу всю ночь смотреть фильмы, буду смотреть. Не нужно ни объяснять ничего и никому, ни испрашивать разрешения, ни согласовывать намерения... Вот честно: даже не знаю, какая жизнь может быть прекраснее! Мне говорят: любовь, дети, их смех в доме, сильные руки мужчины и его же нежные объятия. Понимаю. Было! Всё это было, могу сравнивать. Даже близко не похоже по кайфу с тем, что лично я испытываю в царстве моей независимости и неподотчётности!
К примеру, сейчас время ни то, ни сё: 16.30. А я поработала, и у меня разыгрался зверский аппетит. Пойду есть. Что это будет - обед, ужин? Ни то, ни другое, ни пойми что. Шлёпаю босиком на кухню, открываю холодильник, всовываю в него нос. Мой холодильник изнутри - мечта холостяка, наверное. Там множество кулёчков и коробочек из кулинарии, всё в очень маленьком развесе, граммов на двести, не больше - на одну ж персону. Пара готовых сырников, одна большая зраза, салатики из овощей по сто пятьдесят граммов и прочий ужас гурмана и поклонника полезной еды. Есть ещё штук пять сосисок, яйца, сыр, нарезанный тонюсенькими ломтиками. Молоко, морковный сок с мякотью и неизменные шпроты: любовь к шпротам - нечто неизбывное, из детства, когда они были символом праздника, типа встречи Нового года. Их любовно "откладывали" до даты месяцев за пять, урвав вожделенное в очередном "заказе на работе". С тех пор это неизменный вкус радости и даже лучше - ожидания её.
Жую сырники, стоя на коленях на сиденье стула. Запиваю морковным соком. Почему торчу на стуле в ненормальной для взрослого человека позе? Ну, так получилось. Схватила еду, начала жевать ещё до того, как подошла к столу и... поленилась сесть, наверное. Да я ж не устала физически - несколько часов работы за компьютером в полулежачем положении вряд ли утомило мои ноги и спину, правда?
И в чём счастье этой минуты? Счастье в том, что некому рявкнуть "Сядь по-человечески!", некому покачать головой и поцокать языком по поводу того, что ем чёрти как и чёрти что. "Ах, шпроты после сырников! Сейчас в обморок упаду!" Да падай, придурь, только аппетит не порти! Так вот, когда рядом нет никакой придури - это и есть свобода и покой. Настоящие.
Потому буду жрать шпроты прямо из банки. Да, после сырников - шпроты и из банки! И живот у меня не заболит, нет. Проверено. И мне так - хорошо! Все три мои мужа были бы в ужасе и непременно вынесли бы мне мозг. Они и выносили... Сыночек только не выносил. С ним у нас получалось сосуществовать. В разных комнатах, но мирно и тихо. Теперь он далеко... В невероятном городе Чикаго. Работает, живёт. Живёт в быту похожей на мою жизнью, ибо сам такой же. Потому до сих пор не женат, хотя ему уже двадцать семь. Девушка у него есть... и раньше была - другая. А ещё раньше - совсем другая... Я слежу за сыном через Интернет, он ведёт закрытый двуязычный блог для пары десятков человек. И знает, что мама за ним наблюдает через пиксели, не вмешиваясь и редко выходя на общение. А он в точности так же следит за мной, за моими "флажками", которые я расставляю в Сети там и сям, дабы парень не волновался за мать. Вот так мы общаемся и обмениваемся информацией друг о друге без лишних разговоров в Скайпе, иногда даже просто картинками. Нам обоим именно так комфортно и спокойно. Хотя... скучаю я по нему иногда до слёз, до воя! Мне хочется вдохнуть его запах, обнять за крепкую, совсем уже мужскую шею, поцеловать в колючую (боже мой! у моего малыша постоянно растёт борода!) щёку и услышать хриплый басок: "Ну, мам! Завязывай уже слюнявиться!" Сынка мой роднющий, Дениска, всё понимающий и такой мудрый. Малыш! Навсегда всё равно - малыш.
Видимо, гены сильнейшая штука, учёные не врут. С самого голопопого малолетства Дениска был стопроцентно самодостаточным и предпочитал играть в детской один. Он - сам! - года в три стал упрямо и настойчиво закрывать свою дверь и ужасно сердился, если кто-то из взрослых нарушал его общение с игрушками и книжками. А как, скажите на милость, можно было не нарушать одиночество совсем крохотного малыша? Как не проверять его каждые десять минут - всё ли в порядке? Вот каждые десять минут мы и имели топанье ножкой, сжатые кулачки и сердитый окрик "Ну, заклой зе двель, заклой, я не лазлесаю отклывать!" Вот так. В три года. Что было дальше, можно себе представить... Словом, стучать в свою комнату Дениска приучил всех взрослых в три года. В три! Это вообще уму постижимо?
Молодец. Мой сын! Нам всегда с ним было легко вместе, понятно и всё очевидно. А его отец... и следующие мои мужья и мужчины... ну, куда им. Они не потянули сразу таких двоих: любителей одиночества, закрытых дверей и абсолютной независимости. Они не смогли бы с нами ужиться, впрочем, как и мы с ними. Да с нами никто не смог бы ужиться! Ведь это ненормально для большинства людей: два обожающих друг друга человека сутками могут не выходить из своих комнат, не видеться, не разговаривать друг с другом. Им довольно знать, что они друг от друга через стенку и всё в порядке.
Иногда, может, глубокой ночью или светлым днём, две тени пересекутся, случайно столкнувшись в полутёмном коридоре, неловко ткнутся друг в друга поцелуем, на мгновение сожмут друг другу ладони, успеют шепнуть в ухо "люблю тебя! иди поешь! у тебя голова не болит? тебе надо выспаться..." - и вновь шарахнутся обратно по своим кельям. Или, бывает, изредка совпадёт время их трапезы. Тогда они непременно поболтают за столом, и за четверть часа общения успеют узнать те детали жизни другого, какие необходимо знать, чтобы представлять существование родного существа во всём объёме и не тревожиться за него. Мало кому дано понять, что такой образ жизни - счастье для них обоих. Для нас обоих...
Когда он решил ехать в Штаты, когда так удачно и стремительно повернулась судьба и ему предложили грант (он биолог и, как выяснилось, очень способный и перспективный), я ни словечка не сказала против! Но если кто-то думал, что не рыдала потом три дня и три ночи, уткнувшись в подушку, которую после пришлось выбросить, потому что она вся насквозь пропиталась слезами и соплями, то этот кто-то - дурак.
В аэропорту, когда Дениска должен был идти на посадку, он никак не мог отцепиться от моих рук, которые мял в своих громадных ладонях, и бормотал, будто бредил: "Мама, мама, мамочка, мама! Как же я тебя оставляю? Мама, мама, мамочка... Разве так можно? Мама, мама..."
Мне кто-то будет что-то такое рассказывать про любовь, которой я якобы не знаю, поэтому живу "не как все люди" и люблю одиночество? А что знаете про любовь вы? Вы слышали когда-нибудь это "Мама, мамочка, как же я тебя оставляю?". Да девяносто процентов "правильных мам" на этой планете такого даже представить себе не могут! Да-да, как раз из тех, кто любят в доме детский смех, запах пирогов и большое субботнее застолье. Декорации любви. Уж такие декорации! Но не затерялась ли она сама, любовь эта, - и навеки! - во всём блеске столового семейного серебра?