А вот именно для того, чтобы испытать кайф от подобных мгновений! Когда прижимаешь к себе родное тельце ребёнка и кожей ощущаешь это божественное прикосновение, когда твои ноздри щекочет молочный аромат его волос! Задержись, зацепись, залипни в эту минуту, пусть весь мир подождёт, выключи свою дурацкую плиту с молоком! Пять минут, ну, какие-то пять минут, тебе уже про это полвека поют из телевизора!
В эти минутки ты сыграешь с ребёнком в игру "нам друг от друга кайф чудесный!". Лишний (не лишний!) раз потрётесь носиками, пободаетесь в "баран-баран-бушки", и ты насладишься дочкиным мультяшным хохотом, в котором будет столько счастья, сколько ты и не думала ей подарить, и не надеялась, потому что - кто ты такая, бог, что ли? А вот бог! Могла быть богом. Могла творить огромное количество счастья. И, глядишь, не пришлось бы через четверть века упадать в какие-то замыкания, чтобы дошло, чтобы понять, какой же дурой была, сколько вариантов и моделей счастья прокатилось мимо тебя, слепоглухонемой правильной мамы, озабоченной молоком и пелёнками. Правильные мамы - они всегда озабоченные, у них складочка между бровей оформляется практически в рубец уже к тридцатнику. Вечные решательницы ну просто невозможных проблем.
Потом начинается вселенский вой: как же так, почему всё так быстро прошло и ушло, как мгновенно вырастают дети, как я скучаю по своей маленькой ляльке, где бы сделать хороший, большой, качественный укол ботокса в межбровье? Бездарно всё это. Никто нам не виноват. Жизнь могла быть чудесной, если бы не сами себе дуры.
Вот, что мне удалось понять благодаря московским замыканиям. И это было не самое радостное открытие в жизни, вот уж воистину! Осознать, что ты сама-сама неправильным распределением своих душевных сил сделала жизнь такой, какая она и получилась в итоге с соответствующим послевкусием - штука невесёлая. Мне есть, что предъявить миру и людям вокруг себя, начиная с матери, но есть то, что уже лично моё, мои косяки. Моя глупость. Моё личное неумение понять, что главное, а что абсолютная ерунда.
Впрочем, навеки, навсегда причина всех моих неправильных шагов и действий в одном, в самом главном: я не умею любить. Как выяснилось. Мне не дано? Или оно, умение, в какой-то момент сломалось? Как это всё по сей день сложно, непонятно, необъяснимо! Ведь вот кажется мне, что Сашку свою я обожаю. Но с некоторых пор тоже очень придирчиво анализирую и ревизую чувство к дочери. Вдруг есть что-то не то, не оно? И надо ли в этом, в принципе, разбираться? Так ведь, наверное, надо, коли всё складывается нелепо и странно, а если быть точной, то вообще не складывается. Если человек за сорок абсолютно одинок, никому не нужен - это трагедия. Наверное. Но если при этом и ему особенно не нужен никто, то уже вроде и не трагедия, правда? Но что-то грустно и неправильно. Так быть не должно, как мне кажется. Есть в этом ущербность и, скорее всего, именно моя. Вряд ли можно кардинальным образом изменить себя в моём возрасте, да и желания такого не возникает, но вот разобраться хочется. "Орешек знанья твёрд, но всё же мы не привыкли отступать..." Помните? Вот и я хочу всё знать, вернее - понять.
Однажды где-то прочитала: умирать надо вовремя, ни в коем случае не задерживаясь ни на минутку, чтобы не испортить о себе впечатления - хорошего, разумеется, и если оно было, разумеется. Вот папа не задержался. Совсем уж не задержался! И я его вспоминаю, как того единственного человека, которого любила без вопросов и безусловно. Но мне же было восемь... Я не успела тогда ещё научиться любить сознательно, без детской инстинктивной привязанности, любить именно такого папу, именно этого, а никакого другого! Ничего я не успела. И, может, папа просто не успел меня разочаровать?
Сашка обещала приехать ко мне в Израиль погостить как только, так сразу. Я её не тороплю, не дёргаю, ибо перелёт из Чикаго в мою Нетанию всё же стоит не два с половиной фантика. Не будем форсировать, мы всё равно можем хоть каждый день болтать по скайпу и с ней, и с Ларкой, которая также обещалась быть. Возможно, следующей весной, когда ей удастся выгрызть себе отпуск, что не такая уж простая задача. Но, положа руку на сердце, признаюсь: общения с дорогими людьми мне вполне хватает с помощью Интернета. Оно же видео, оно же аудио.
Вот, например, как же великолепно мы с Лариской отметили её недавний день рождения! У нас получилась нано-электронная-сверхтехническая феерия, посиделки будущего. Заранее обо всём договорились, приготовили салаты по одинаковым рецептам, купили одно и то же к чаю для светского обсуждения качества десерта (приобрести в Израиле что-то из ассортимента московских магазинов не представляет особого труда). Запаслись хорошим вином и ровно в семь вечера сели перед своими мониторами.
Мы трепались, как подорванные, в точности так же, как в прошлом. Хвастались новыми шмотками. Слушали нашу любимую музыку, чокались через экран, травили анекдоты и ржали совершенно неприлично громким хохотом. Интересно, что подумали мои милые соседи? Наверное, что ко мне пришла очень любимая, но весьма шумная и любящая зажечь подружка. И она таки пришла!
Я лишь не могла её обнять и уткнуться ей в плечо, почувствовав родной, любимый запах... А в остальном всё было почти, вот совсем почти по-прежнему.
С Сашенькой, конечно, выходит иначе: у неё нет времени зависать со мной часами, мы примерно по четверти часа болтаем, но успеваем друг другу рассказать всё самое важное. Ну, каждая из нас, наверное, думает, что другая верит в это самое "всё самое важное". Сашуля про меня многого не знает. Уверена, что я про неё тоже. Зато я лучше всех на свете знаю её глаза, тон и мимику, поэтому могу утверждать: с моим малышом всё в порядке. Она спокойна, довольна жизнью и у неё нет на меня вагона времени, что справедливо. Если ещё учитывать разницу часовых поясов... Во время наших скайп-сеансов я замечаю взгляды, украдкой ею брошенные на наручные часики. А часы-то недешевые, "Rado" и, как я потом уточнила по каталогам, последней модели. То есть, у детей всё хорошо, а что мне ещё нужно? Обнять. Прижать к себе. Провести ладонью по волосам. Да, это всё важно и прекрасно, но можно и обойтись. В конце концов, если плата за расставания и расстояния всего лишь такая - прикосновения и объятия - то мы самые счастливые люди в мире.
- Анька! Что задумалась, почему опять куда-то отплываешь в сторону, а? - Ларка звонко стучит бокальчиком в экран, я вздрагиваю.
- Я тута, тута! - машу рукой подруге. - Про Сашку подумала, как хорошо, что у неё всё... хорошо! И насколько мне самой от этого знания легче живётся, какая же она у меня умница, что сняла с моей больной башки тревогу и психопатство за неё, за её жизнь.
- Да-а-а, - задумчиво протянула Лариса. - Дети у нас с тобой - просто подарки под ёлочку на Рождество. И за какие заслуги нам это? Не дети, а радость же!
- Тебе - не знаю, за какие. У тебя что мама, что сын, - засмеялась я. - В этом смысле ты всю жизнь в подарках. А вот мне... Может, компенсация за всё прошлое непотребство, а? Как мыслишь?
- Ох, Ань, - Лара вздохнула, вытянула руку и положила ладонь на экран. - Знаю, что тебе лихо пришлось, но ты ж, сукина дочка, мне и половины не рассказывала ничего про свои траблы! Ты тоже сучка! - Лариска привычно обиженно надулась, стоило разговору коснуться этой темы.
Половины? Наивная подруженька. Ты и четверти не знаешь. И десятой части. Разве ты знала про Сержа? Мой язык никогда не смог бы сложиться в то положение, при котором из меня смогли бы вылезти слова о нём, фразы, предложения. Я подавилась бы тем языком насмерть, ибо он, завязавшись в смертельный узел, просто перекрыл бы кислород мне в глотке. А что ты знала про моего папу? Это ещё одна тайна сердца моего, куда хода никому нет.