Лариса подошла к окну. То самое окно, про которое ей рассказывала Аня.
- Каждое утро я подхожу к нему и вижу море, Лар! Ты представь! Каждое утро я вижу Средиземное море! Вот уже полгода у меня это никак в голове не уложится - в хорошем смысле. Оно первое, кто приветствует меня по утрам. Оно такое живое! Каждый день разное - то бирюзовое, то почти чёрное, когда штормит. Тогда я считаю, что сегодня оно в плохом настроении. Но всё равно мы здороваемся! - хихикала Аня. - А самое крутое, Лар, ты послушай! Самое крутое, это когда полный штиль, и вдалеке, почти у линии горизонта я вижу - что?
- Да белый парус же! Тоже мне - загадка, тайна великая!
- Верно! И это так классно, Лар! Бирюзовое море, синее-синее небо и совершенно белоснежный парус!
- И ты, разумеется, начинаешь бормотать Лермонтова, да?
- Ага. Точно. Каждый раз, Ларис. Вот каждый-прекаждый раз. Только не бормочу, а читаю вслух и с выражением!
...Лариса смотрела на море - внимательно и не мигая. Море как море. И паруса нет. Какая это всё ерунда, по сравнению с тем, что Аньки больше нет. Нигде нет. И никто не знает...
Но ведь в её, в Ларкиной голове упорно засела эта чёртова мысль, эта больная идея о том, что она, Лариса, всё-таки кое-что знает. Но никому, конечно, не скажет. Просто, наверное, будет ждать. И даже надеяться.
"Ты там осталась, что ли, Анют? Тебе настолько было худо здесь? Мне так не показалось. Ты что-то искала там, искала, как тот парус - какой-то бури? Ты её нашла? Анют, делай, что хочешь, гуляй, где тебе вздумается, но только, пожалуйста: загляни разочек и ко мне. Успокой меня, что ли. Где ты, Аня? Я только хочу знать, что всё в порядке. Я тебя люблю. И Сашка вон там всю квартиру соплями завесила - любит же она тебя! А видела бы ты сейчас Илюшку своего. У тебя все сомнения отпали бы моментально! Теперь даже я вижу, что ты для него значишь. Мне ль мужиков не знать и их реакции? Любит он тебя. Ань, ты сбежала от трёх любящих тебя людей. Разве это не свинство? Так хотя бы зайди один раз, расскажи, оно того стоило? Ты нашла, что искала? А? Анютка..."
ЛИЧНО Я...
Ну, вот и всё. Закончила. Что у нас там сейчас? Два часа ночи. А спать не хочется... Хорошо бы сходить в спортзал, погонять себя немножко, чтобы встряхнуться и прийти в себя! Но зал закрыт. Ладно, тогда скажу напоследок кое-что. И закончу это всё уже окончательно.
"Прекрасное далёко не будь ко мне жестоко..." Как часто я негромко затягиваю эту песенку, когда занимаюсь домашними делами, к примеру. Очень красивая песня из советского ещё детского фильма, исполняемая как бы от имени ребёнка. Что лживо. Не может дитё такое ни спеть, ни сказать, оно так сроду не сформулирует, потому что вообще пока что не способно думать подобным образом. Для ребёнка любое далёко всегда прекрасное, и не будет малыш просить его о какой-то особой к себе милости.
Просто вспомните себя, своё детство: разве хоть когда-нибудь молили среднестатистические дети (детей подземелья не учитываем) некое неведомое будущее быть добрее к ним? Даже в голову не приходит, ибо данность: моё будущее - прекрасно! Молить можно о кукле, паровозике, поездке к морю, о щенке...
Лично я в словах песни слышу тоску и страх взрослого человека перед вечностью и вечным забытьём, отчаяние обречённого на то, чтобы пройти путь увядания и слабости, одновременного страстного желания смерти и ужаса перед ней.
В то же время это никакой не гимн депрессии и не её декларация. Ну, или такая форма этой болезни, которая доселе не была знакома даже врачам. Вот, к примеру, лично я ведь, могу (хочу) получать удовольствие, мне нравится есть вкусненькое, я смотрю кино, покупаю шмотки, шучу и смеюсь. И одновременно где-то внутри меня, не так уж и глубоко, кстати, полная готовность к уходу, к смерти. Признаюсь, что имеется даже желание этого. Такое вполне страстное желание. Я почти как та маленькая девочка, что в предвкушении подарка нетерпеливо подпрыгивает: "Ну, скорее же, скорее, почему мама так медленно достаёт из сумки эту коробочку?". Нет страха смерти, вопроса "а что там?" и прочего. Да что бы ни было! Пусть уже будет.
И дурак тот, кто решит, что мне плохо. Нет, мне НЕ плохо. И вкус жизни я ощущаю в полной мере, я её люблю и наслаждаюсь всеми теми радостями, которые дарит нам живая жизнь. Оказывается, ощущение близости и нужности смерти может быть куда глубже и, простите, интереснее, чтобы это тупо пытаться объяснить депрессией или ещё какой психиатрической гадостью. Лично у меня такая версия: подобные чувства, как мне кажется, весьма оправданные и объективные ощущения личности, которая своё отжила. Объективно. И в физическом плане, и, возможно, в ментальном тоже. Ну, как можно от мыслящего человека требовать постоянного жеребячьего восторга и желания непременно жить, несмотря ни на что - ни на факты, ни на самочувствие, ни на собственный тонус? На мой взгляд, это грубо противоречит термину "сапиенс" и как раз намного ближе к безумию и психиатрии.
Смерть - часть жизни и необходимая часть. И она может быть ближе, дальше, рядом, далеко. И объективно, и по ощущениям самого человека. Вот сейчас я чувствую так: она уже где-то внутри меня сидит, раскорячившись (неэлегантная такая тётка совсем!). Иногда я её так сильно ощущаю, она явно пытается сделать своё дело, но, видимо, по мнению природы не время ещё - так и в самом деле не время.
Но саму мадам смерть тоже гложет нетерпение, я ж ей еда, наверное. И однажды она кэ-э-эк прыгнет - изнутри в меня же, вгрызётся в мои потрошки и сожрёт. Ей уже охота, я её понимаю - чисто по-человечески. В нетерпении иногда она даёт о себе знать, и тогда мне становится трудно дышать, мир плывёт перед глазами, плавится и кренится набок. Порой в такие секунды успеваю подумать "Ну, наконец-то уже!", но в следующее мгновение всё становится, как прежде, лишь в груди очередным болючим камнем ложится тоска на тему "проехали, продолжаем, торпеда прошла мимо". Этих камешков уже с десяток наберётся! Сколько ж ещё их вместит моя хилая грудь, интересно?
Все прежние предчувствия, которые случались за жизнь, были обманками. А сколько раз - у-у-у! Вдруг стихает весь шум вокруг и свет постепенно меркнет. Чувствуешь, что сердце останавливается. "Ага. Всё. Отпрыгалась!" - успеваешь подумать, а потом прекрасным образом приходишь в себя под чьим-то мокрым платком, вся закапанная этой мерзостью - нашатырём.
Или ночью вдруг внезапно проснёшься, а сердце буквально орёт своим стуком: "Я больше не могу, не могу! Всё, сейчас лопну!" И пульс у тебя под двести, и руки-ноги трясутся так, как это может быть только под электричеством. Иногда даже понимаешь, что до аптечки уже не добраться. Мысленно всему говоришь: "Бай!", ан нет! Выживаешь. Господи, сколько уже раз всё это было, было...
Но теперь-то я точно знаю, как бывает, когда она, тётка неэлегантная, на самом деле уже расселась туточки, рядом или внутри, и ждёт. Абсолютно другое чувство! Не страх, не паника, не тоска. Знание никак не влияет на обыденную жизнь и настроение. Если только чуточку, да и то непонятно, что от чего: к примеру, резко стало меньше сил, но ведь это может быть никак не связано с присутствием внутри меня раскорячившейся голодной гостьи! Просто, вероятно, возраст. Хотя возможно, она там по кусочку и откусывает, отколупывает от меня изнутри, замучившись ожидать своего обеда. Помните, как оно в ресторане бывает: клиент всё ждёт и ждёт заказа, а пока что отщипывает куски хлеба и таким образом заглушает голодное журчание желудка.
Как там когда-то, сто лет назад, в другой жизни, пела дивная Брегвадзе? "Я на тебя смотрю, любимый, из невозвратной стороны". Вот про "невозвратную сторону" прям точно в мякотку.
Лично я на всё вокруг стала смотреть оттуда - со стороны. Будто бы кино гляжу, что ли: всё какое-то не вполне реальное, не моё, вернее, я - не его, не отсюда, а откуда-то издалека. Кто-то из нас - либо я, либо весь окружающий мир - по ту сторону экрана. Вся эта реальность - не моя, не для меня.