— Новости есть? — сразу спросил он.
— Пока нет, но мне нужно переговорить с вашим Вельяшевым, прежде чем я отправлюсь на телевидение.
— Мы сняли репетиционный зал на Васильевском и сейчас как раз туда едем.
— Я могу подъехать через полчаса.
— Адрес диктовать?
— Диктуйте.
Рита знала, что в Питере существуют компании, сдающие в аренду залы — в основном танцевальные, но есть и те, в которых могут репетировать ансамбли и даже камерные оркестры. Один из таких снял Мирский для своих подопечных. На проходной Риту встретила улыбчивая темноволосая девушка, представившаяся администратором группы Беллой. Она пригласила гостью следовать за собой, но уже через пару минут Рита поняла, что и сама нашла бы нужное помещение: звуки музыки обозначили ей путь. Войдя в полутемный зал, Рита увидела сидящего к ней спиной Бориса и нескольких музыкантов у полукруглой сцены, на пару десятков сантиметров поднятой над полом. На сцене сидели на высоких стульях ребята из Black’n’White. Она сразу узнала песню — ту самую, которая стала камнем преткновения в отношениях группы с Марком Саблиным. Рита прослушала Il Gabbiano, или «Чайку», вместе с несколькими другими произведениями, исполняемыми группой, в тот же вечер, когда ее посетили Black’n’White, чтобы составить представление об их творчестве. «Чайка» была, пожалуй, одной из самых красивых композиций, какие она когда-либо слышала. Низкий бас-баритон Бесо походил на густое оливковое масло, льющееся из узкого горлышка, тогда как более мягкий и высокий драматический баритон Андрея напоминал бурный горный поток, бегущий по камням. Жуков, чей лирический баритон обладал ровным, устойчивым тембром практически без вибраций, прекрасно дополнял это трио, но когда вступил Стас, Рита застыла, не успев опуститься на стул позади Мирского. Звонкий, «гладкий» и наполненный тенор взлетел под потолок, как та самая чайка, свободно парящая над грозными волнами даже в самый сильный шторм. Голос, словно отпущенная на волю птица, рвался все выше и выше, кажется, на пределе человеческих возможностей, и Рита поймала себя на мысли, что человек не может так беспечно играть своими связками. Марк Саблин обладал неплохим тенором и в окружении сильных партнеров, каковыми являлись остальные члены Black’n’White, смотрелся очень даже недурственно, однако Il Gabbiano со всей ясностью продемонстрировала, что ему надеяться не на что — во всяком случае, в этом конкретном произведении.
Когда сонм четырех голосов постепенно сошел на нет, утонув в звуках музыки, Рита вдруг поняла, что все это время не дышала, и шумно втянула ртом воздух. Мирский обернулся.
— А, это вы! — с облегчением пробормотал он. — Быстро добрались. Подождете?
— Запросто!
Все еще под впечатлением, Рита опустилась на сиденье рядом с продюсером: схожие чувства она испытывала, когда Игорь Байрамов танцевал особенно сложную партию. Создавалось впечатление, что он балансирует на канате, натянутом между горными вершинами, и вот-вот тело может подвести, и его обладатель сорвется в пропасть. Рита случайно поймала мимолетную улыбку Стаса — больше ничем он не показал, что заметил ее присутствие. Ребята «прогнали» еще несколько песен, некоторые из которых она отлично знала, так как слышала в исполнении других певцов. Полчаса спустя Мирский объявил перерыв.
— Ну как мы вам? — поинтересовался Бесо, весело сверкая темными глазами. Он отлично знал, какое впечатление они должны были произвести, но то ли из тщеславия, то ли для установления дружеского контакта желал услышать слова. И Рита его не разочаровала, рассыпавшись в похвалах. Мужчины определенно получали удовольствие, слушая ее дифирамбы, но Борис прервал поток Ритиного красноречия, сказав:
— Давайте к делу, ладно? Марго, вы сказали, что вам нужен Андрей — вот он. Я пошел пить кофе, а вы… — он обвел орлиным взором присутствующих, — ну, вы можете делать что пожелаете минут двадцать.
— Рабовладелец! — добродушно пробурчал Бесо вслед удаляющейся спине продюсера. — Я, пожалуй, выпью чайку. Стас, ты со мной?
Бессонов молча кивнул.
— А мне нужно позвонить, — сказал Жуков.
Оставшись наедине с Вельяшевым, Рита сказала:
— Вы уж меня извините, Андрей, но после той передачи я вынуждена…
— Да бросьте, Марго, я все понимаю! Вы делаете свою работу, так что без обид. Что вас интересует?
— Что там за история с вашим брошенным отцом?
— Вот ведь, понимаете, не знаю — то ли в суд на канал подать, то ли что… Какой он отец-то? Мать лишила его родительских прав, когда мне и трех лет не исполнилось!