Поэтому, несмотря на рекомендации сыщиков, Тихая все-таки приехала в город на генеральную репетицию спектакля о Серпухове, где она играла роль самой себя: автора.
Войдя в фойе театра, Маргарита улыбнулась черно-белой фотографии отца на доске заслуженных артистов, и собралась пройти дальше, однако увидела, что за её отсутствие кое-что изменилось. На входе появилась рамка металлоискателя, а артисты и персонал пользовались специальным пропуском с электронным чипом.
- Губернаторские конференции будут проходить,- объяснил Тихой нововведения охранник, которого ранее не было.
- И что мне делать?- поинтересовалась Маргарита у него,- я в спектакле играю, как мне пройти?
- Посидите на скамейке для гостей возле кассы,- ответил охранник, - директор театра закажет вам пропуск. Их изготавливают в администрации Серпухова, обычно быстро. Ради вас сами подвезут, и вы пройдете!
Тихая возмутилась, выговорила подошедшему директору все, что она думает о его нерасторопности, и уселась на скамейку так, чтобы ее длинные ноги бросались всем в глаза. Маргарита любила, чтобы её замечали. После того как проект Виола сошел на нет, ей ужасно не хватало внимания поклонников.
Она уже довольно долго скучала, когда смартфон дрогнул, сообщая, что на электронную почту пришло письмо. Маргарита посмотрела, от кого. Опять Крылов! Маргарита даже не знала, как относится к его письмам, которые он присылал постоянно. С одной стороны, ей льстила мужская заинтересованность, с другой, Крылов никак не подходил под категорию мужа или любовника. Маргарита отвечала ему односложно в надежде, что сыщик остынет и забудет о ней.
Мимо Тихой на репетицию, здороваясь и говоря комплименты, прошла уже вся труппа, а пропуском даже не пахло. Маргарита собралась вновь звать директора, однако увидела, что перед театром паркуются автомобили администрации, и среди них машина мэра. Тихая подумала, что вышла накладка на городское мероприятие, репетицию отменят. Она ошиблась: оказалось, что ее желают увидеть в роли. Секретарша мэра торжественно вручила ей пропуск, а сам глава города Павлов - цветы и поцеловал руку. Тихая раскраснелась, можно сказать зарделась, и в самом прекрасном настроении отправилась сразу к микрофону, не желая, чтобы именитые гости мучились ожиданием. Благо, как автор, в гриме она особенно не нуждалась.
По количеству зрителей, качеству игры актеров, бурным аплодисментам, генеральная репетиция прошла, скорее как предпремьерный показ. Тихая не ожидала такого успеха пьесы, долго благодарила режиссера и всех, кто принимал участие в подготовке спектакля.
По традиции Серпуховского театра, после того как зрители разошлись, труппа предложила ей отметить почин в буфете. Тихая попросила начинать без нее, и пошла по пустому зданию туда, где располагались маленькие комнатки - гримерные. В театре имелось много мест, дорогих её сердцу. Но к одному из них ее особенно тянуло: гримёрке отца. Туда, где она сидела на маленьком стульчике и смотрела, как отец накладывает грим и входит в роль.
Маргарита с бьющимся от воспоминаний сердцем уселась на знакомое кресло и нажала клавишу бестеневого света вокруг зеркала актера. Её ожидал сюрприз: зеркало заменили, свет сделали светодиодным, не таким, как во времена отца, на электрических лампочках. Отражение выглядело идеальным, гораздо лучше чем раньше, только то зеркало помнило родителя и маленькую Маргариту, а это... девушка расстроилась.
Тихая вздохнула и стала себя разглядывать. Она стареет, ничего не поделаешь! Переживания предыдущих недель, сегодняшняя репетиция, и вот - тени под глазами, видны морщины на висках. Гримёрку занимала актриса в возрасте, и Тихая посмотрела, нет ли у неё на столе, чем поправить макияж.
Вдруг светодиоды моргнули. Свет в комнатке сменился с холодного белого на ядовито-зеленый. Маргарита машинально подняла взгляд с баночки тонального крема и увидела то, от чего её сразу пробил холодный пот. На зеркале горела красная, будто кровавая, надпись:
Я - Сила! Маргарита, ты раба моя,
и не сбежишь ты никуда,
или возьмет тебя земля,
и ты уснешь в ней навсегда!
Маргарита вскочила, опрокинув всё, что было под рукой. Она услышала те же стихи, читаемые леденящим душу голосом из динамика, который использовался для объявления выхода артистов. Завизжав, Тихая переместилась в темный коридор, где, сопровождаемая жутким голосом, побежала к выходу, желая вырваться на свободу. Однако в коридоре ужасное представление продолжилось: свет потолочных светильников стал вспыхивать, заставляя глаза слезиться.
Тихая добежала до конца коридора и трясущимися руками приложила пропуск к электронному замку. Но язычок не щелкнул, дверь не открылась. Маргарита попробовала еще раз, безрезультатно. Тогда она начала прикладывать пропуск ко всем имеющимся дверям, в надежде спастись от безумного голоса и преследующего её света. Кроме гримёрки, откуда она выскочила, и куда она ни в коем случае не хотела вернуться, у неё осталась последняя надежда - дверь в туалет.
К её радости, она поддалась. Маргарита впрыгнула в санузел, захлопнула за собой дверь, прислонилась к ней спиной, и, чувствуя слабость в ногах, сползла на корточки. В туалете стояла такая тишина, что слух улавливал журчание воды в бачке. Маргарита почувствовала облегчение. Только ей не было суждено вкусить радость избавления: неожиданно пространство наполнилось зеленым свечением.
У Маргариты сердце сжалось: она увидела, что стены исписаны кровавыми стихами. Тихая издала тяжкий стон, бросилась к окну, распахнула его и прыгнула в темноту со второго этажа, на крышу гаража театра. Там её кто-то грубо схватил, и через секунду она потеряла сознание от хлороформа.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.
Наступила осень. Мне было грустно, одиноко, отчаянно жаль себя и потраченного на розыск нищенки времени. От тоски я сочинял стихи и слал Маргарите в надежде, что она их оценит. Но Тихая отключила телефон, или из-за меня сменила номер. Если так, то очень печально!
Метеорологи обещали скорые заморозки, берега Оки опустели и покрылись желтой листвой. Я решил, что бабье лето будет той календарной отметкой, после которой я прекращу поиски, как бы меня Семенов ни уговаривал. Навигатор сообщил, что Симферопольское шоссе стоит в пробке, и я отправился в Серпухов по Калужскому шоссе, через Обнинск. День выдался пасмурным, накрапывал дождь. При съезде с федеральной трассы на дорогу районного значения я увидел голосующую девушку в подмокшей одежде. Она горбилась под тяжестью рюкзака на спине. Я остановился и спросил: