- Да сложно очень,- говорю я без энтузиазма, - наверняка уже нет её в Серпухове. Шансов мало.
- Да, вероятность низкая! - соглашается Семенов,- но куш какой, представь! Получится, завяжем с работой и выйдем на пенсию! Или ты собираешься до смерти неверных супругов выслеживать?
- Умеешь ты задеть чувства... мне надо подумать! - говорю я неопределенно и кладу папку в свою спортивную сумку. Семенов довольно улыбается и наливает мне еще виски.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ.
Разговор с Гаврилой Петровичем так действует на меня, что я возвращаюсь в Серпухов. Для маскировки покупаю у местного жителя потрепанную Ниву и катаюсь по окрестностям с утра до позднего вечера. Там у реки, где есть палатки, останавливаюсь, беру в руки спиннинг и нахожу повод познакомиться с отдыхающими. Вопросы всегда, как под копирку: а не видели ли вы нищенку с зашитыми веками? А характерные поделки из соломы? А байкера с наколками из сериала "Сыны Анархии?". И всегда получаю ответ - нет!
Я перестал стричься, отпустил бороду, загорел до черноты и пропах костром. Настолько превратился в провинциала, что в Москве меня уже никто не принимал за своего. Заказал в гараже местных байкеров обновление байка, настолько дорогое, что они на радостях накрыли поляну и выставили любимый напиток серпуховичей - виски "Лезгинка". Я пил с ними в надежде узнать хоть что-нибудь, но так и не узнал.
Через несколько дней регулярного употребления "Лезгинки" нос стал сизым, а щеки бурыми. Я принялся просить милостыню возле храмов, пытаясь в толпе нищих завязать знакомства и что-нибудь вынюхать. Сидя на паперти под дождем, я кутался в одеяло, которое заворачивалась на пляже Маргарита, и думал о ней.
Мечтал заработать и предстать перед девушкой в более выгодном свете. Желание пронести Маргариту еще раз на своих плечах было настолько сильным, что я старался не замечать очевидную бесперспективность своих усилий.
Я сделался постоянным прихожанином у отца Андрея. Когда мне удавалось почистить одежду и помыться, я исповедовался и причащался. Впрочем, я не до конца был откровенен со священником. Умалчивал о том, что едва вижу его, думаю, не вспомнит ли он о новой детали, которая поможет в расследовании.
Имел место случай, который мне помог приблизиться к пониманию, что происходило в городе в дни похищения Виолы, и почему все может повториться. В храме украли икону святого Николая. Небольшую, размером с лист писчей бумаги. Немного серебра, но в основном медь. Уголовное дело по пропаже вряд ли бы завели, она не представляла ценности. Лежала на виду, на аналое перед алтарем. Каждый желающий мог приложиться. Настоятель попросил разыскать икону.
- Подарили храму еще до революции!- сожалея о пропаже, сказал он.
Я откликнулся на его просьбу, обошел в городе все антикварные лавки. В одной из них икона нашлась, кроме того, обнаружилась и квитанция с паспортными данными сдавшего её человека. Им оказалась вдова местного цыганского барона, женщина обеспеченная, и, как я думал, верующая, поскольку сам стоял за ней в очереди на исповедь. Наряд полиции по звонку от Семёнова доставил женщину в отделение для профилактической беседы. Участковый разрешил мне побеседовать с ней. Я показал рисунок соломенной погремушки и нищенки, а также фото куклы из гримёрки Виолы. Цыганка долго рассматривала, а потом заявила:
- Нет, цыгане не знают, что это!
- Не ваше верование?
- Нет, новое! Мода... Сами придумывают. Так! - она показала пальцем на журнал в боковом кармане сотрудника полиции, на обложке которого была изображена реклама эпопеи "Звездные войны". Я мало понял из её слов, однако у меня сложилось впечатление, что большего от нее не добиться.
Я задал второй интересующий меня вопрос:
- Объясни, почему ты украла икону св. Николая? Ты же в Бога веруешь!
- Верую в Бога,- согласно кивнула она головой. - Николая больше всех люблю, вот и украла!
- Как возможно любить и красть одновременно? - удивился я.
- А христиане мощи его украли! - засмеялась она.- Почему?
- Украли, чтобы он был с нами, а не с иноверцами, - озадаченный, сказал я.
- Я хуже вас? - опять засмеялась она.
- А продала тогда зачем?- попытался я вопросом вывести ее на тропу логики.
- Закон, теперь мы вместе! - довольно улыбаясь, сказала она.
Я понимаю, что она имела в виду, на следующий день. По просьбе священника я распечатал фото воровки, взял его с видеозаписи в лавке. Настоятель поместил изображение цыганки на самом видном месте в храме, рядом с вновь обретенной иконой, снабдив мелким пояснительным текстом о злодействе. Подслеповатые старушки, не разбирая букв, после целования иконы св. Николая останавливались в недоумении, зачем это фото здесь и как к нему относиться. Удивительным способом цыганка добилась, чего хотела: она действительно оказалась в ряду со св. Николаем. Только Он со стороны Света, а она со стороны тьмы. Но такие подробности для цыганки были не важны.
Позже, прогуливаясь по городку и размышляя о поведении вдовы барона, я сообразил, что она хотела мне сказать. Каждое поколение язычников использует культурные символы своего века. Они считают, неважно, как выглядит обряд, главное - смысл службы их "богу" должен оставаться прежним. Вероятно, кто-то создает в Серпухове очередную "религию" и экспериментирует с куклами, похищением девушек, зашиванием век.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Маргарита Тихая вошла в мир искусства, как говорят, с пеленок. Отец, артист Серпуховского драматического театра, брал девочку на репетиции и спектакли, спасая от мачехи. Та не любила падчерицу, часто била ее.
На сцену Маргарита вышла впервые в составе детского музыкального коллектива, спела несколько фраз, изображая зайчика. Отцу напророчили большое будущее девочки.
Уже тогда Тихая мечтала не только о карьере артистки, но и создании литературных произведений, к тому же отец почти каждый день заставлял ее вести дневник.
- Дворяне в обязательном порядке при обучении записывали свои мысли,- говаривал он.- Наш старый род больше не состоит в этом сословии, а все равно риторика нам необходима не меньше, чем предкам!
И Тихая старалась, писала, шепотом подсказывая себе слова. Литературные способности ей пригодились, едва она задумала воплотить в жизнь мечту отца - написать пьесу об истории 650-летнего Серпухова.
- Безобразие!- любил повторять отец, большой любитель родного города.- Ставим спектакли и играем про Нью-Йорк, Париж, Рим, где никогда не были, а про Серпухов простую песню со сцены не спели!