– Вот и хорошо… – Василий дал шпоры коню, и кавалькада унеслась к центру Москвы.
– Что же теперь будет? – неуверенно спросила Соломея, когда затих дробный стук копыт. Она старалась не смотреть в глаза своего почти уже состоявшегося жениха. Девочка не знала, что сказать, и не понимала, что чувствует. Она была совершенно уверена, что любит Кудеяра, любит сильно и искренне. Но так же честно она могла поклясться и в том, что любит юного княжича.
Как могло одно маленькое девичье сердце вобрать в себя сразу два столь сильных чувства – ни одна сказка никогда не сказывала, ни одна подруга подобным не делилась, да и тетка Евдокия ни разу не помянула, как поступать при подобной напасти?
– С минуты сей ни к чему незнакомому не прикасайся, людей чужих обходи, сама никогда не пей, еду же принимай токмо из моих рук али из рук тетки своей, – чужим голосом сказал боярский сын. – А ты, Евдокия, никогда более дважды в одной лавке ничего не покупай! И вас, холопы, это тоже касается!
– Это почему?! – возмутился Тришка.
– Потому, что Соломея супругой государя будущего вот-вот стать может, – холодно сообщил Кудеяр. – За таких женихов соперницам не глазки выцарапывают, как на торгу новгородском. В Москве сопернице и яду легко подсыпать могут, и убийцу подослать, и порчу смертную навести. О том ныне постоянно помните и ничего чужого, случайного даже близко к себе не подпускайте!
– И ты поможешь? – неуверенно переспросила девочка.
– Помогу…
На душе боярского сына было пусто и черно, словно душу выжгло убийственным лесным палом. Но все же… Но все же ему было легче принять Соломею чужой, нежели мертвой. Успев покрутиться при дворе, Кудеяр понимал, что наивную девочку с северной окраины здешние князья истребят моментально, едва почувствуют в ней соперницу. Спасти невесту могут только изгнание или венец. Поднять руку на жену наследника – это уже совсем другое, нежели уморить худородную девицу. Но до того…
А еще оставалась надежда, что Василий почудкует, да и передумает. Князья на худородных девках не женятся. Такового с сотворения мира отродясь не случалось! Авось – и теперь шуткой обойдется…
Теремом Большого дворца было отнюдь не помещение над воротами, как могло показаться из названия, а отдельные хоромы, выстроенные прямо на крыше, заместо обычной кровли. Небольшая уютная избушка – токмо на высоте. И смотрелась она, ровно из сказки принеслась: гульбище округ дома с резными перилами, стены канатами конопляными проконопачены, ставни узорчатые, окна большие, да еще и мозаикой разноцветной собраны. Внутри же и вовсе чудо: потолки расписные, стены шелками цветастыми украшены, на полах ковры пушистые, скамьи кошмою толстой обиты, заместо сундуков – шкафы высокие, от пола и до потолка, постель же – ровно жилье особое, уютное. Край высокий, внутрь токмо с приступки попасть можно, размерами с сажень в ширину и полторы в длину – вчетвером вместиться впору, и тесно не станет. И все ложе – сплошная перина! Ложишься – и как в прудике теплом в воду погружаешься…
– Сие место для детей великокняжеских делалось, – открыл секрет сказки Кудеяр. – Семь светелок, семь спаленок. Не все, знамо, заняты оказались, ныне же и вовсе некому играться. Посему, мыслю, красавиц лучших сюда и вселили. Сколько комнат, столько дев для смотрин последних и отобрали.
– Красота-то какая! – восхищенно обошла светелку девочка. – Счастливы малыши, кому в чуде сем расписном расти доведется.
– Тришка, у двери отныне сиди и к боярышне никого не допускай, – хмуро и решительно распоряжался тем временем боярский сын, – будь то хоть девки, хоть князья или княгини, бояре али священники, да хоть богиня Табити собственным обличьем! Никого. Духаню, холопа своего, я тебе в смену оставлю, на случай, коли отлучиться понадобится. Сами тоже ни к кому не ходите. Коли встретите, в дверях и проходах раскланивайтесь, в комнаты же ни ногой! Невесте больной прикинуться несложно, вас же тут же в колдовстве али отравлении обвинят. Кушать и пить токмо свое! Да и то лучше то, что я принесу. Вам и подбросить могут, здешние злодеи твари зело ушлые…
Его речь оборвала решительно распахнувшаяся дверь, в светелку вошел Василий, одетый в этот раз по-домашнему: в сиреневые шаровары и алую шелковую рубаху, опоясанную ремнем с янтарными бляшками. Следом молчаливо протиснулись рынды – двое бояр в жарких кафтанах.
– Добралась-таки, Соломея? – обыденно спросил юноша. – Как устроилась?
– Благодарствую, – зарумянившись, низко поклонилась девочка. – В диво дивное попала, прям не знаю, пугаться али радоваться.
– Чего же тут пугаться, милая?