В своей вышедшей в 1998 году книге «Россия в обвале», которую можно рассматривать как финальный культурно-политический манифест и своеобразное духовное завещание писателя, Солженицын страстно возвысил свой голос, предостерегая, что XXI век может стать «последним столетием для русских» - и в силу демографической катастрофы (писатель указал, что население России уменьшается на миллион в год), и из-за деградации национального характера: «Мы - в предпоследней потере духовных традиций, корней и органичности нашего бытия», - каковое Солженицын определял как «всю совокупность нашей веры, души, характера, - наш континент во всемирной культурной структуре». На это отчаянное солженицынское предупреждение о национальном культурном кризисе, который писатель полагал более страшным, чем любые политические и экономические неудачи, в тот напряженный момент мало кто обратил внимание. Солженицына все еще рассматривали как важную фигуру, но принадлежавшую прошлому, как культурного героя хрущевской и брежневской эпох. В России конца века он воспринимался многими как патриарх и трагический персонаж, схожий с шекспировским королем Лиром. У других наблюдателей Солженицын вызывал ассоциации также театральные, но более скептического свойства - как великий режиссер и артист, впечатляюще сыгравший в шоу под названием «битва с коммунизмом» роль пророка, моралиста и аскета. Бывавший у Солженицыных в Вермонте эссеист Парамонов даже предложил, «если Солженицыну еще суждено сыграть роль, то пусть это будет роль, максимально совпадающая с его реальным обликом рачительного хозяина, у которого дом полная чаша. Вот какие имиджи надо сейчас демонстрировать русскому народу, вот какие идеалы ему преподносить, а не о морали говорить, не о покаянии и не о спасительности страдания». Как некогда в Вермонте, Солженицын замкнулся в своем подмосковном поместье в Троице-Лыкове, все реже выезжая в столицу и, как это было в американском изгнании, не подходя к телефону. К Солженицыну, долгие годы находившемуся в завидной физической форме, позволявшей ему работать без устали и выходных, вдруг подкрался возраст. После инсульта у него отнялась левая рука. Солженицыну стало трудно вставать, ходить, принимать посетителей. Все это дополнительно ограничило его контакты с внешним миром и усилило восприятие Солженицына публикой как изолированной, одинокой фигуры. Связанное с Солженицыным ощущение трагизма и обрыва «связи времен» усугублялось болезненно воспринимавшимся многими общим Пилением авторитета «высокой» культуры. Опросы общественного мнении, подтверждаемые и другими данными, указывали на неуклонно N ми пинающееся влияние интеллектуалов на массы. Тем не менее » он женицына, единственного из писателей, некоторые продолжали ни пивать моральным маяком и «властителем дум», хотя число его преданных поклонников сократилось. Рядом с Солженицыным в про-п| п.le годы назывались также имена академиков Сахарова (умершего I 1989 году) и знатока древнерусской культуры Дмитрия Лихачева (умершего в 1999 году). 11римечательно, что в последние годы века в этом недлинном спи-РКС культурных героев на место вслед за Солженицыным претендовал иммепитый актер и режиссер Никита Михалков, член вызывающего I моры клана Михалковых. Его отец Сергей - популярный детский и" »т, трижды лауреат Сталинской премии, был также автором одобренного Сталиным текста гимна Советского Союза, а затем пере-риботал этот текст в 2000 году сообразно пожеланиям Президента Владимира Путина; брат Андрей Михалков-Кончаловский - кинорежиссер, успешно работавший и в Советском Союзе, и в Голливуде, п.| его счету несколько первоклассных работ: евразийский по духу • I 1ервый учитель» (1965), «История Аси Клячиной, которая любила, и не вышла замуж», где Ия Саввина незабываемо сыграла ценим пьную роль деревенской девушки-хромоножки - запрещенный мензурой в 1967 году фильм, выпущенный на экраны только через 11 пег, а также снятый в Голливуде (по сценарию Акиры Куросавы) филлер «Поезд-беглец». 11 исатель Леонид Бородин не без иронии уверял, что «беспри мерная выживаемость клана Михалковых есть не что иное, как своеобра i пi.ili сигнал-ориентир «непотопляемости» России, буде она при этом м енмом что ни на есть дурном состоянии духа и плоти». Полушутя понусерьезно Бородин заявил, что «будь наш народ на уровне монархи ческого миросозерцания, лично я ничего не имел бы против династии Михалковых: извечная задача России - удивлять мир». С ам Никита Михалков, причислявший себя к просвещенным консерваторам, постоянно заявлял о желательности для России консти-I \ шюппой монархии, утверждая, что монархия - «единственный для нишей страны путь, как бы ни смеялись либералы», а на вопрос о том, поддерживает л и он возвращение династии Романовых, неизменно отмечая уклончиво: «Я никого конкретно не имею в виду». В своих фильмах ироде «Нескольких дней из жизни И.И. Обломова» с трогательным Олегом Табаковым иди «Сибирского цирюльника», где Михалков Многозначительно появился в роли императора Александра III, режис-
сер настойчиво создавал ностальгическую картину царской «России, которую мы потеряли». Высокий и обаятельно усатый Михалков был весьма активен и политически, и в делах общественных, возглавляя в течение многих лет и постсоветский Союз кинематографистов России, и Российский (бывший Советский) фонд культуры, созданный в свое время «первой леди» Раисой Горбачевой. Тогда этим фондом, распоряжавшимся огромными деньгами и фактически являвшимся альтернативным министерством культуры, руководил более авторитетный академик Лихачев. У Михалкова задачи скромнее - в основном поддержка культурной жизни в провинции, где, по его убеждению, все еще живет не коррумпированный западным влиянием настоящий русский дух. Но своей популярностью у масс Никита Михалков обязан не столько его общественному профилю (в этой области его как раз охотно и жестоко критикуют), сколько киноуспехам - фильмы Михалкова в конце XX века были трижды номинированы на премию «Оскар»: чеховский пастищ «Очи черные» в 1988 году; евразийский манифест «Урга» в 1993 году и антисталинская мелодрама «Утомленные солнцем», получившая наконец эту награду как лучший иностранный фильм в 1995 году. Этот странный триллер, вновь погруженный в ностальгически чеховскую атмосферу, тем не менее проигрывает как художественное изображение ужасов сталинской эпохи киношедевру Алексея Германа «Хрусталев, машину!» (1998) - брутальной черно-белой фантасмагории о последних сумеречных днях сталинского режима. Фильм Германа, на Западе прошедший незаметно, стал, быть может, вровень с лучшими работами Эйзенштейна или Тарковского, подведя итог всему постперестроечному периоду российского кино. Герман отвергал ностальгию по советскому прошлому, но это прошлое - ужасное для одних, прекрасное для других - присутствовало в его «Хрусталеве» как некий кошмарный сон, из которого вырваться невозможно. В «Хрусталеве» Герман поставил вопрос - способно ли русское общество освободиться от наваждений тоталитаризма и преодолеть соблазны анархии, не утратив своей национальной идентичности? На языке кино Герман перефразировал идею Солженицына о том, что «наша высшая и главная цель: это
сбережение нашего народа,
и так столь уже измученного, сбережение его физического бытия, его нравственного бытия, его культуры, его традиций». Другим важным комментарием к этому заявлению Солженицына стал готовившийся четыре года, но реализованный в течение одного mi 23 декабря 2001 года кинематографический тур-де-форс ученика I?i|`KoucKoro Александра Сокурова «Русский ковчег»: спрессованная в Нотгора часа и снятая одним непрерывным кадром в петербургском ·1·митаже поэтическая и философская медитация о судьбах русской I культуры и государства за последние три века. Скрытный, почти косноязычный Сокуров - в жизни полная 11 р«п и воположность нервному и словоохотливому Герману - неизмен i ю Настаивал, что для России культура всегда значила больше, чем для | к il юго другого народа. В «Русском ковчеге» один из персонажей говори I: «Властям подавай желуди с дуба. Чем питается дерево культуры, щin не знают и не хотят знать. Но если упадет дерево, всякой власти конец». Для Сокурова «Русский ковчег» - это также фильм о встрече
Poi
сии и Запада после конца «холодной войны»: «Запад должен по-Щалеть, что он относится к России с таким холодным равнодушием и пысокомерием». Философия Сокурова, известного на Западе своей кинотрилогией и политических вождях XX века (Ленине, Гитлере и японском императоре Хирохито), выражена в последних словах «Русского ковчега»: 11 плыть нам вечно, и жить нам вечно». Эта идея в конце XX века, нюх и национальных катастроф и неслыханных потрясений, сум ми |·vi'i подсознательные страхи и надежды большинства россиян и Народа, и его культурной элиты. Страна стоит перед культурными и li мографическими вызовами, которые угрожают самому ее существо-Иаиию. На эти вызовы нет простых ответов. Россия вновь, как и и Начале XX века, вышла на перекресток дорог и выбирает собственный путь
This file was created
with BookDesigner program
bookdesigner@the-ebook.org
02.06.2008