Из родительской комнаты вдруг ощутимо повеяло дымом. Я даже не сразу поняла что случилась беда. Так боялась пожара что когда поняла, что это дом загорелся, то впала в ступор и тело сковал ледяной страх. Мысли беспорядочно забегали в голове — что делать? Будить Машу хватать документы и деньги! Бежать к родителям! Но я совсем не уверена, что успею их обоих спасти. Ибо видела и хорошо помнила как горели два года назад соседские дома. Словно вспыхнувшие спички догорали в секунду и превращались в чёрные обуглившиеся черепушки и пеплом опадали на землю.
— Маша! — громко крикнула я, спрыгивая с дивана.
В первом выдвижном ящике письменного стола лежали мои документы и свидетельство о рождении Маши, там же лежали небольшие сбережения. Я завернула сонную девочку в одеяло, открыла окно, всунула ей документы и деньги в руки, подсадила, чтобы она смогла выбраться наружу.
От страха Маша вся позеленела, заикалась и не могла вымолвить и слова, со слезами на глазах смотрела на меня, что я остаюсь в доме и мотала головой из стороны в сторону. Кричала мне что без меня никуда не пойдёт. А тем временем белые клубы едкого дыма пробирались в нашу комнату сквозь маленькую щель. Дым резал глаза от него першило в горле и хотелось без конца кашлять.
— Иди, я попробую разбудить их, — с нажимом попросила я. — Скоро вернусь. Иди! Я вернусь!
— Аня, пожалуйста, не надо! Не оставляй меня, — громко кричала Маша.
Всхлипывая девчушка спрыгнула на землю и отошла от окна, а я больше не могла терять ни секунды. Как бы там ни было, но родителей не выбирают. И я не оставлю тех умирать. Не хочу чтобы этот грех камнем висел на душе до конца моих дней. Я хотя бы попытаюсь…
Открыв дверь, я приложила руку ко рту и закашлялась. Не знаю, что стало источником возгорания, возможно кто-то из них проснулся и все-таки снова закурил? Ведь я все убрала, вымела весь пол и проверила досконально тот на наличие окурков. А может быть проводка? Кто теперь узнает истинную причину? Я подбежала к матери, она спала и даже не чувствовала едкого смога. Взяла ее за руки и стащила с дивана, силясь оттащить к нашей комнате и вытащить ее через окно как и Машу. Но мать даже не проснулась, лишь бессвязно что-то пробормотала и выдернула одну руку. Я изо всех сил пыталась ее тянуть, через выход было бы значительное быстрее, но прихожую уже охватило огнем, ещё минута или две и я словно окажусь в эпицентре горящего леса. Мне было жарко, кислорода почти не было и я ощущала как жгло и выдирало легкие. Мать была тяжелой и я понимала что за отцом попросту не успею вернуться. Я не уверена даже что мне хватит сил дотащить до нашей комнатки мать…
Я кричала, пыталась ее звать, но она находились под ударной дозой спиртного и даже не слышал как я ее зову. Кое-как я все-таки дотащила мать до нашей с Машей спальни. Перед глазами все кружилось, а вместо вдохов уже выходили сдавленные хрипы, похожие на лай старой собаки. Я бросила мать и схватилась за грудь, понимая что если сейчас не вдохну хоть каплю спасительного кислорода, то задохнусь от ядовитого угара.
Наверно я осела на пол, языки пламени кружили в диком танце у меня перед глазами, обжигали руки и щеки, кусали, выдирали целые куски кожи, отступали на какое-то время и снова возвращались к пытке. Не знаю сколько длились эти бесконечные минуты, но я все же нашла в себе сил добраться до окна. Я оставила мать в дверях и поползла к источнику жизни, там, где был кислород и спасительный глоток свежего воздуха… Но силы покинули меня. Я упала на пол, обернулась в сторону матери и яркий красный всполох мелькнул перед глазами, я схватилась за горло, чувствуя как что-то с силой вонзилось прямо мне в кадык, а затем все померкло перед глазами…
Глава 4. Соломон
Соломон
С момента смерти Наташи и Аси я страдал расстройством сна. Запросто мог проваляться в кровати до утра не сомкнув глаз в своей уже теперь холостяцкой квартире. Новой квартире с прошлой жизнью и насквозь изрешеченным сердцем… А в Рыбачий выбрался в надежде отдохнуть и сменить обстановку, может быть, смогу спать крепко эти дни. Как-никак кругом свежий воздух и абсолютная тишина… И никакого намека на шумную и суетную столицу, даже ни одного знакомого человека нет рядом, чтобы потревожить мое единение с самим собой.