— Спит, наверное. Да ты чего стоишь, как неродной? Проходи, чаем тебя поить буду.
— Вообще-то, я к малышу пришёл, а чай и дома попить могу.
— Ничего себе заявочки, то есть, я теперь побоку, да?
— Ну почему сразу побоку? Вот, заодно и тебя увидел.
— Заодно, говоришь?
— Именно так, смотрю, расцвела моя девочка, похорошела, повеселела, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. Муж поди на руках теперь тебя носит, совсем мозги потерял от счастья?
— Эх, если бы.
— Ты опять чем-то недовольна? Сама же хотела привязать своё сокровище ребёнком, так радуйся.
— Да он на меня даже не смотрит, носится со своим Макаром, как с писаной торбой.
— Что значит со своим? А почему не с вашим? Что вообще происходит, Агнетта?
— Ничего нового, всё, как всегда.
— И кто в этом виноват на сей раз?
— Ну конечно же я, кто ещё? Все вокруг хорошие, одна я мегера и дрянь.
— Погоди, об этом мы поговорим отдельно. Знаешь, что меня больше всего удивляет во всей этой ситуации?
— Интересно, и что же?
— Не похоже, что ты рада своему сыну. Говоришь о нём, как о постороннем человеке, а не как о родной кровинушке.
Спихнув новорожденного на постороннего человека, дочь и правда вела себя абсолютно равнодушно, словно выполнила задачу максимум, а остальное не её заботы. Естественно, Аркадию Владленовичу совершенно не понравилось такое поведение.
— А ты чего хотел? Чтобы я целыми днями с ним возилась, погрязнув в пелёнках и распашонках? Не бывать этому.
— Ладно, я тебя понял. Неси внука.
— Сходи за ним сам, а потом любуйся, сколько влезет.
— Пошли вместе.
— Нет, я лучше няньку его позову.
— Так он сейчас там один что ли?
— Ну, да, что ему сделается? Спит ребёнок, а няня пошла перекусить. Он даже мокрый молчит, терпит.
— Да уж, быстро малец смекнул, что собственной матери на него наплевать.
— Пап, не говори так, меня это обижает.
— Ничего, тебе полезно послушать о себе правду, кто ещё вправит тебе мозги, если не я?
Тут, словно поняв, что разговор зашёл о нём, из глубины квартиры послышался плач ребёнка, но Агнетта даже бровью не повела. Окунцев оглядел дочь со всех сторон, словно пытаясь понять, не подменили ли её часом, а потом прошипел, глуша в себе ярость:
— Немедленно подойди к сыну, или ты не слышишь, как он надрывается?
— Ничего, золотая слеза не выкатится. Сейчас Лиля придёт и сама его успокоит.
— Кажется, я начинаю понимать твоего мужа, я бы на его месте давно бы развёлся с такой женой, — пробормотал отец, направляясь в сторону детской.
— Что ты имеешь в виду? Он снова хочет уйти от меня? — вскричала Агнетта.
Как только разговор зашёл о Сергее, глаза её тут же заблестели, словно не было ничего важнее, чем знать обо всех его делах. Неспроста речь зашла о нём, наверное, задумал очередную пакость. Но самое плохое, что отец, который раньше всегда был на её стороне, говорит об этом слишком равнодушно.
Зря она конечно так себя повела, надо срочно исправлять положение, иначе, потеряет союзника, а этого никак нельзя допустить. Наконец, дождавшись, когда няня закончит кормить мальчика, Аркадий Владленович взял его на руки и вышел в гостиную.
Ребёнок рассматривал его внимательно своим отнюдь не детским взором, словно и правда всё про себя понимал. Пересилив себя, Агнетта наконец потянулась к сынишке, уютно расположившемуся у деда на руках. Притворно улыбаясь, она обняла его и засюсюкала:
— А кто это у нас тут такой сладкий? Макарушка проснулся, да, мой хороший?
В ответ ребёнок срыгнул ей на плечо, чем вызвал брезгливую гримасу. Отец внимательно следил за лицом дочери и конечно же заметил, насколько ей это неприятно. В общем, после своего визита, он, мягко говоря, находился, если не в шоке, то в недоумении.
Однако, такое поведение Агнетты хоть и безмерно пугало её отца и мужа, но, вместе с тем, никак не могло натолкнуть на мысль, что мальчик им всем неродной, он был ещё слишком мал, чтобы замечать его непохожесть ни с одним из членов семьи.
Меж тем, настоящая мать мальчика, та, что добровольно подписала отказную, через какое-то время пришла в себя и поняла, что натворила. Она приняла это решение, находясь в абсолютном раздрае. На момент родов девушке уже исполнилось 18.
Единственное, что могло её оправдать, так это боязнь гнева родителей, которые отправили единственную дочь учиться не для того, чтобы та принесла в подоле. Будучи уверенной, что её не поддержат, она скрыла своё положение.
Хотя, может всё же надо было рассказать, что любимый человек вначале ей пообещал звезду с неба, а потом, добившись своего, предал и отказался от ребёнка? Но дело сделано, малыш остался в роддоме, а теперь он снился ей каждую ночь и горько плакал.