Голиков, не обращая внимания на иронию, охотно пустился в разъяснения:
— Да ведь как получилось-то? Все совсем не так, как говорят. Дело-то было вот как: мы решили переехать из Глубокого в Волчиху…
— А чего это вас туда понесло?
— Так поляки же наступали и от Славгорода и от Камня, с двух сторон.
— Но они наступали-то не на Глубокое. А на Гилевку.
— А мне откуда знать, куда они наступают? У меня прямой телефонной связи с ними нету.
— Это, конечно, правда. Насчет телефонной связи.
Вмешался Плотников, комиссар Первого Алейского полка.
— А говорили, что не из Глубокого, а будто из Волчихи в Завьялово…
Ефим Яковлев захохотал, запрокинул голову, и стал бить себя по бедрам. Все повернулись к нему с интересом. Только Голиков несколько растерянно смотрел на него.
— Чего ты закатился? Из Волчихи — это в другой раз. Ничего тут смешного нету, — обиделся Голиков. Но не надолго. Это не входило в его планы.
— Значит, из Волчихи — это само собой? — спросил Плотников. — Так сколько же раз вы панику поднимали?
— Никто панику не поднимал, — возразил Голиков.
— Ну, как не поднимали? — напирал Яковлев. — Среди ночи ведь вскочили…
— Не среди ночи, — ответил уже неохотно Голиков, — но по темну.
— И вскачь?
— Да ну уж прямо, вскачь.
— Рысью?
— Ну, рысью.
— Вы — рысью, а обозники за вами вскачь не могли угнаться, да?
Голиков тоже засмеялся, вспомнив как все произошло.
— Они не на ту дорогу угодили. В смысле, не за нами помчались. А по другой дороге. И — вскачь. Что есть духу. Скачут, а догнать не могут. Вот тогда там паника началась.
— Это тут вас Мамонтов догнал и грозился расстрелять? — спросил Плотников.
— Тут, — буркнул Голиков. — Только не догнал, а встретился. Он ехал откуда-то.
— Ночью? — удивился Плотников.
— Ночью. Остановил нас, спрашивает, куда мы едем? Объяснили ему.
— А он?
— А он спрашивает, почему за нами обоз скачет и Главный штаб во главе с Трунтовым? А мы говорим: не знаем. Откуда нам знать? Ну, он тут и начал шуметь. По-моему, он с гулянки ехал, хорошо подгулявший. Поэтому теперь и отступать ему назад вроде бы неудобно. Так вот слух и пополз, что мы паникеры.
— Так что, Мамонтов, что ли, слух-то пустил этот? — спросил сидевший все время молча Данилов.
— Ну, не сам Мамонтов. Но он молчит, не пресекает. А больше всего раздувает этот слух, по-моему, Громов. Уж больно он не терпит Облаком.
— С чего бы это? Он вроде бы из большевиков, — стал накручивать на палец пучок бороды Филипп Плотников.
— А, по-моему, он сам хочет на это место, — показал Голиков на свой стул. — Была же здесь Каменская республика. Вон, Аркадий Николаевич был народным комиссаром по просвещению. Был ведь? — обернулся он к Данилову.
— Был.
— А Громов там был председателем Совета народных Комиссаров. Вроде как ихнего каменского совета министров. Ну вот, может, понравилось.
— Мо-ожет… — протянул задумчиво Плотников. — Власть — штука заманчивая…
Слушавшие этот разговор комиссары не поднимали глаза от пола, затоптанного, засыпанного подсолнечной шелухой — как на сельской сборне. Было неловко за главу местной гражданской власти. То, что они слышали на стороне об этих спешных ночных переездах, больше похоже на правду, чем то, что сейчас рассказывал Голиков. Почти все они порох нюхали не издали — и на германской были и тут с Мамонтовым плечом к плечу — сразу отличат правду от вымысла в таком деле.
— А как же так: Мамонтов ехал, говоришь Петра Клавдиевич, навстречу, а спрашивает, почему за вами скачет обоз? Откуда ему знать, что там за вами творится?
— Ну… я не знаю. Видимо, доложили. Он всегда ведь в курсе всех дел.
Вот уж этого он знать не мог, подумал почти каждый из ожидающих начала совещания. Такого быть не может. Взял бы уж, Петр Клавдиевич, да и честно признался: мол, было, ребята, дело, струхнули малость мои писаришки… Перевели бы все это в шутку — с кем, мол, такого не бывает поперва!.. А они, эти облакомовские, в бутылку полезли — дескать, дескридитация Советской власти, подрыв авторитета! А чего подрывать-то? Если откровенно говорить, откуда быть ему, авторитету-то!.. Ездят они, эти чьи-то избранники (никто не знает, кто их выбирал) в обозе у Мамонтова, и что делают — тоже никто не знает. Разве власть такой должна быть? У власти все должно быть в руках — и армия, и экономика, и торговля.
— А это — не власть! Это — интендантство! — рубанул безапелляционно в своем выступлении на совещании комиссар Первого Алейского полка Филипп Плотников, когда речь опять — уже который раз! — зашла о власти. — Это — интендантство! Не больше. Оно хомуты чинит, пики кует, валенки катает для армии. Вот что делает наш Облаком. Нету у меня к этой власти уважения. К этому Облакому.