Вдруг Павел кубарем скатился на дно оврага, закричал:
— Едут двое верховых. Должно, милиционеры.
— Лезь сюда, — как из-под земли донесся голос Егорова.
Малогин забрался. Разместились скрючившись — колени к подбородку. Замерли. Над головой поверх коряги и перед самым носом шумный поток воды, снизу и с боков промозглая глина — точь-в-точь, как в могиле. Слушали, притаив дыхание. По земле далеко слышен конский топот. Вот он ближе, ближе. С галопа перешли на рысь, потом на шаг — видимо, спускаются по склону. Совсем близко зачавкали копыта. Подъехали к коряге, остановились. И, казалось, остановилось сердце. «Все, — решил Василий, — нашли. Пришибут сейчас». И так ему было обидно за столь глупую смерть, что хотелось заплакать. Хоть бы какое-нибудь поганое ружьишко, все бы не даром отдали жизнь.
— Вот, смотри, — донесся знакомый голос одного из милиционеров.
«Жданов», — мелькнуло у Василия.
— Видишь следы на снегу, босиком проходили.
— Вижу. Но куда они делись? Наверное; дальше по логу пошли.
— Может быть. Иначе им некуда деться. В степь они не пойдут.
Снова зачавкали копыта. Ребята протяжно, с облегчением вздохнули.
— Ну, Пашка, кто-то здорово за нас молится!
— Да, за три дня от трех смертей уйти…
Немного погодя, когда сидеть дальше в ледяной могиле стало невтерпеж, они осторожно вылезли, осмотрелись. Потом ползком выбрались на кромку оврага и залегли, наблюдая за степью. Кругом ни души.
Солнце стояло высоко и пригревало по-весеннему. Одежда стала быстро высыхать, захотелось есть, а еще сильнее — спать. Вялость и умиротворяющий покой опускались в душу.
Покидать овраг и свое тайное убежище днем было рискованно, и ребята решили здесь дожидаться ночи — никому и в голову не придет искать их на виду города. Так, поочередно подремывая, они скоротали день и с наступлением сумерек пошли в сторону Рыбного. К полночи недалеко от ложка наткнулись на заимку. Мучил голод. Они вошли в землянку. На камельке нашарили коробок спичек, зажгли коптилку. В углу на лежанке нашли в мешке сухари. Набросились на них. Ели долго и жадно, изодрали сухарями губы, десны. Во рту стало солоновато от крови.
Спали в тепле, на жесткой подстилке лучше, чем дома на перине. Но, несмотря на это, проснулись рано. Едва продрали глаза, услыхали далекий скрип колес. Выскочили из землянки. Со стороны Ключей приближались три подводы. Малогин дернул Василия за рукав:
— Пошли потихоньку в степь… будто ничего не знаем.
Шли неторопливо, не оглядываясь. Через несколько минут сзади раздался конский топот. Оглянулись. Впереди рысил бородач, следом двое молодых парней, видимо, сыновья. Василий показал Малогину прихваченный из землянки огромный, сделанный из старой литовки нож.
— Ты хватай за узду лошадь вот того, в синей рубахе, а я чалдона. Ежели что — я пырну бородатого и кинусь к тебе на помощь. Только не пускай лошадь. Потом мы на них ускачем.
Павел согласно кивнул.
Верховые подъехали.
— Вы откель, паря, будете? — спросил бородач, не слезая с коня.
— А тебе не все равно? — буркнул Павел.
— Нет, не все равно, — ответил тот, — вы, видать, сбежали из каталажки.
— Это не твое дело.
— Как это, паря, не мое? Вас велено задержать.
— Кто тебе велел?
— Вечор староста сход созывал и бумагу читал про беглецов.
Друзья переглянулись Весть о их побеге идет впереди их. Павел крепко держал за узду лошадь старшего сына, Василий не выпускал из рук повод лошади бородача. Младший сын — совсем юнец — чуток сторонился. «Ежели я своего пырну в брюхо, — думал Василий, — и, не выпуская повода, кинусь на Пашкиного, тот молокосос бросится удирать».
— Ты вот что, дядя, — сказал Малогин, недобро поблескивая глазами, — убирайся поживу-поздорову отсюда. Мы тебя не трогаем, и ты не прицепляйся к нам.
— Вы, паря, ночевали у меня в землянке.
— Ну и что? Съели мы твою землянку?
— Землянку не съели, а сухари ополовинили.
Павел полез в нагрудный карман гимнастерки, достал оттуда слежалую двадцатипятирублевку.
— На, за сухари.
— Нет, денег мне не надо.
— А чего тебе надо?
В это время с соседней пашни крестьянин гнал к ручью коней на водопой. Кони пошли пить, а он направился сюда. Когда подошел ближе, Василий узнал в нем знакомого жителя из Мысков. Тот несколько раз приезжал в Тюменцево на ярмарку и ночевал у Егоровых.
— Здорово были, — поздоровался он. — Ты чо, Силан, людей задержал?
— Да вот, паря, ночевали они у меня в землянке, сухари поели.