— Товарищи! Если вы не хотите откармливать на свою же шею свору палачей и душителей, — повышал голос Данилов, — то немедленно расходитесь по домам, прячьте хлеб — у кого до сих пор не спрятан. А у кого спрятан, подумайте: надежно ли, не найдут ли его эти колчаковские ищейки.
Данилов заметил, как сразу колыхнулась крестьянская масса. Каждый в эту минуту мыслью находился там, где его хлеб. Поэтому первым невольным желанием каждого было бежать туда.
— Каменский большевистский подпольный центр, — Аркадий выговорил эти слова отчетливо, с ударением, чтобы каждый почувствовал, что он явился сюда не как одиночка, а как представитель большой организации, — заботясь о судьбах крестьян уезда, призывает вас: не давайте правительству хлеб, не кормите своих палачей! — Данилов решительно, как бывало на митингах, взмахнул рукой, закончил свою речь — Ни пуда зерна Колчаку!
— Аркадий Николаевич! — раздался вдруг в церковном безмолвии чей-то восторженный голос. — А этот Каменский центр большевистский, о каком вы говорили, долго думает сидеть в подполье?
Аркадий улыбнулся, заговорщицки подмигнул:
— Недолго. Все зависит от вас. Как только вы будете готовы взяться за оружие, так и наш центр выйдет из подполья. А сейчас главное — попридержите хлеб. Прячьте лучше. Мой совет вам: не зарывайте только на огородах за банями, в притонах и за притонами — места эти давно известны. Ну счастливо!
Данилов спрыгнул с клироса, направляясь из церкви теперь уже не через алтарь, а через главный выход. Мужики расступились Он, улыбающийся, бодрый, вошел в человеческий коридор. Ему тоже улыбались, кланялись уважительно, кое-кто протягивал руку, здоровался. Он шел не торопясь, отвечая на приветствия, с хорошо знакомыми здоровался сам.
— Добрый день, дядя Иван.
— Будь здоров, Аркадий Николаевич.
— Спасибочко, что упредил.
— Мы теперя сами с усами…
Сквозь толпу протиснулся к Данилову Андрей Борков. И без того всегда лихорадочно блестевшие глаза его сейчас горели.
— Аркадий Николаевич, здравствуйте, — протянул он к нему руки.
— А… Андрей! Здравствуй, здравствуй. Ну как у тебя здоровье?
Борков махнул рукой, подкашлянул:
— Ах кабы у меня здоровье. Разве бы сидел я дома сложа руки. Понимаете, Аркадий Николаевич, чешутся они. Ох как чешутся.
Данилов похлопал его по плечу:
— Ничего, Андрей, поддерживай свое здоровье, а работа скоро будет всем.
По мере продвижения Данилова к выходу за его спиной образовывался людской водоворот — все устремились за ним. Мужики пихались локтями, каждый старался пролезть вперед.
На паперти у выхода Данилова поджидали стоявшие на часах Тищенко и Андрей Полушин, Аркадий что-то вспомнил, остановился. Толпа, валившая из широко распахнутых дверей, стала обтекать его.
— Старшину сюда! — крикнул Данилов в глубь церкви. — Быстро волостного старшину!
Через минуту, подталкиваемый в спину мужиками, на паперть выкатился старшина. Он мял в руках шапку, низко кланялся Данилову. Аркадий строго посмотрел на его склоненную плешину.
— Завтра передашь Зырянову или кому там другому, кто приедет солдатами, мой приказ: если тронут хоть одного мужика, никто из них живым из села не уйдет. Понял?
— Так точно. Слушаюсь.
Крестьяне, обступившие Данилова, смотрели на него, как на своего заступника. После речи Данилова каждый увидел, что о нем заботятся, думают, рискуют жизнью ради него, стало быть, он нужен, стало быть, он что-то значит. И это чувство придавало уверенность и силу. Кто-то из мужиков подвел Данилову его коня, привязанного к церковной ограде. Другие напутствовали:
— Ты, Аркадий Николаевич, не забывай нас.
— Жизня настала хуже собачьей, — жаловались ему.
— Слышь, сам-то шибко не рыскуй. Записочку бы мог прислать.
Но говорившего тут же одернули:
— Записочку… Нешто записочка сделает, что человек может. Спасибо, Аркадий Николаевич, что сам объявился, дух поддержал. А то живем, как в потемках.
Данилов пожал протянутые ему руки. Вскочил в седло и, сопровождаемый друзьями, тронулся через площадь. Солнце уже спустилось, оставив за собой над бором кровавое полымя заката. Мужики еще несколько минут толпились около церковной ограды, глядя вслед неторопливо удаляющимся в сторону Куликово всадникам.
При въезде в улицу с площади Данилов увидел спешащего куда-то Ширпака. Остановил коня.
— Виктор Михайлович, — окликнул он своего бывшего сослуживца. И, когда тот вскинул голову, поманил его пальцем.