Филька узнал Карла и стоял над ним, готовясь к расправе.
— Ты, немецкая харя, чего здесь подглядываешь? — грозно спросил Филька.
Карл дико вскрикнул и почувствовал, что под ним стало мокро.
Филька взял щуплого маслодела за шиворот, приподнял и заглянул ему в лицо. Оно было бледно, глаза вытаращены. Это еще больше придало смелости Фильке.
— Ну, что с тобой сделать? Шлепнуть тебя здесь и бросить вон в ту канаву?
Карл, тоже признавший Фильку, понял, что тому терять нечего, взмолился:
— Господин… — Он никак не мог вспомнить Филькину фамилию. — Господин Петухоф, — назвал он. — Камрад Петухоф.
Фильку это рассмешило.
— Закукарекал… Ты еще не так будешь кукарекать!
Такой оборот несколько приободрил Карла Орава.
Он вдруг вспомнил про браунинг и тут же поспешно сунул в карман руку. Филька заметил его движение, схватил руку и вырвал браунинг.
— A-а, сволочь, ты вон что удумал! — Филька изо всей силы ударил зажатым в руке браунингом по лицу сыщика.
Тот закричал.
— Тихо, собака! А то сейчас пришибу, гад!
Немец затих, схватившись рукой за окровавленное лицо. Филька торжествовал — наконец-то он добыл оружие! Теперь ему не страшен ни черт, ни дьявол. По такому случаю он был великодушен.
— Ты вот что, шпионская морда, — встряхнул он за грудки Карла. — Сейчас валяй домой, я тебя отпущаю, но если еще хоть раз замечу, что ты будешь шляться ночью по чужим огородам или вообще по улицам и выслеживать меня, убью. Ясно?
— Я-асно… да, да.
— Ну на тебе еще вот, напоследок. — Филька тычком ударил его в ухо. Тот потерял равновесие, упал, но моментально вскочил и заорал.
— Тихо! А то еще вложу… А ну, шагом марш!
Опасаясь, что Кочетов выстрелит в спину, зыряновский соглядатай несмело стал отступать пятясь.
— Бегом! — скомандовал Филька.
Немец исчез. Где-то в темноте хрястнула жердь — видимо, он перемахнул через прясло, минуту-две слышался топот ног, потом затихло все. Филька прикинул на ладони никелированный браунинг, проверил обойму, удовлетворенно хмыкнул:
— Здорово!
Он вернулся в баню, взял свою котомку с провизией.
Еще вчера они с Настей решили, что ему лучше уйти из села, где его все знают. Филька согласился идти в Юдиху — там у него жил дядя. Можно у него без документов работать батраком. Дядя — человек прижимистый, ради дармовых рук пойдет на все.
Филька направился к Настиному дому. Не дойдя сажен полсотни, перепрыгнул через прясло и огородами подошел к бане.
— Я уж тебя заждалась, Филя, — встретила его Настя. — Думала, что-нибудь стряслось.
Филька молодцевато надвинул фуражку, сел рядом.
— Ты знаешь, Настюша, что я сейчас сделал?
Та испуганно спросила:
— Что? Поди, натворил что-нибудь?
— Нет, не натворил. — Он обнял девушку. — Ты знаешь, я сейчас набил морду немцу Карлу.
— Да что ты!? — испуганно воскликнула Настя. — Ой, что ты наделал! Да он тебя теперь со свету сживет.
— Не сживет, — самодовольно заверил Филька. — Он теперь неделю не опомнится с перепугу… Ты знаешь, что я у него отобрал?
— Что?
— Вот, гляди. — И он тряхнул на ладони блеснувший браунинг.
— Ой, Филя, как я боюсь за тебя.
— Ничего. — Филька неуклюже погладил ее по голове. — Ты лучше думай о себе.
— Да я уж думаю. Старик Хворостов приходил, шибко ругался с отцом. Попрекал отца и листовкой, и сватами, которых я перед пасхой собакой травила. Так что о сватовстве теперь и разговору не будет. Да и Кирюха вчера ушел в солдаты добровольцем. Но отец злой на меня, уже два раза намеревался вожжами отхлестать. Говорит, из-за тебя все эти напасти.
— А ты знаешь что, Настюша, ты уходи от него, пойдем со мной.
— Нет, Филя, с тобой нельзя. Где же мы с тобой будем прятаться и что будем есть, если твой дядя тебя не примет. Нет, сейчас нельзя.
Филька почесал затылок.
— Да, сейчас нельзя. Ну тогда ты наймись работать, чтобы он тебя не попрекал.
— А куда я наймусь? Батрачить?
— Нет, зачем батрачить? Ты знаешь что? Ты сходи к Ларисе Федоровне, попроси ее. Может, ока тебя возьмет сиделкой в больничку или там что-нибудь еще делать.
— Ладно, Филя, я схожу… Ну, пора, а то немец может тебя поймать.
— Не поймает. Он неделю теперь не вылезет из избы…
— Нет, надо тебе идти. Я вот еще принесла сала и хлеба.
— Да мне хватит, Настюшка, и того.
— Возьми, возьми, в дороге пригодится. — Она развязала Филькину котомку и положила туда завернутый в тряпицу большущий кусок сала и каравай хлеба. — В дороге все пригодится. А это вот махорка и серянки. Последний коробок из дому взяла. — Она тихо засмеялась.