Наскоро ополоснул Юрий лицо, стал одеваться. Проснулась Аля.
— Ты куда в такую рань?
— Надо, — буркнул он.
Аля разнеженно потянулась в постели.
— Поцелуй меня…
Юрий отмахнулся:
— Некогда. В другой раз…
Алька капризно взбрыкнула ногой под одеялом.
— Юрка!..
Он чуть улыбнулся, торопливо наклонился, поцеловал в трепыхнувшиеся четко очерченные губы и вышел.
Дождь уже прекратился. Воздух был промозглый. Дул пронизывающий ветер. Пока дошел до райкома, сон сняло окончательно, голова посвежела. Не раздеваясь, прошел прямо в кабинет.
Новокшонов в распахнутом кожане сидел за столом и жадно курил. Его лицо, отвердевшее, со стиснутыми зубами, было в сплошных бугорках мышц, двигавшихся под задубевшей кожей. Он не ответил на приветствие Юрия, сразу же навалился на него своим тяжелым, бешеным взглядом. Казалось, сейчас он ударит кулаком об стол и начтет кричать. Но Новокшонов молчал. Молчал долго и зловеще. Наконец, не разжимая зубов, тихо и хрипло спросил:
— Ты — кто?.. — И после длительной гнетущей паузы — Что ты сделал для района, чтобы судить его?.. Что-о?! — закричал он вдруг. — Что-о ты сделал?!
Юрий молчал. Он сел на стул в конце длинного, покрытого малиновым сукном стола, где обычно во время заседания бюро садят персональщиков, и старался казаться спокойным. Новокшонов сидел по-прежнему, навалясь грудью на стол. Поединок взглядов затянулся. У Юрия начинала закипать злость на то, что он сам сел, как обвиняемый, на этот несчастный стул в конце стола, и на то, что не может ответить на грозный вопрос Новокшонова, и на то, что Новокшонов считает его мальчишкой и кричит на него, как на мальчишку. Захотелось вдруг встать и самому закричать на секретаря райкома: сказать ему в глаза то, чего не написал в статье. Сказать ему, что, он диктатор и самодержец, что он подавляет всякую инициативу низовых работников, что превратил их в безропотных исполнителей его распоряжений… Но тут Новокшонов заговорил, неожиданно задумчиво, с оттенком упрека.
— Я вернулся в район, когда он был опустошен и все колхозы держались на подпорках, когда поля сплошь заросли бурьяном. Я тогда клятву дал себе, кровь свою каплю, по капле выцедить, но поднять район, ничего не пожалеть, но чтобы поля вновь ожили, чтобы они давали хлеб. И, я сделал это! — Голос у Новокшонова стал крепчать— Хлеб потоком, пошел из района государству. Колхозники ордена стали получать за свой труд. Район стал одним из передовых в крае. Недостатки есть, если их специально искать, как это делаешь ты. Много недостатков. Но прежде, чем выпячивать их и заслонять наши достижения, ты оглянись назад. Посмотри, от чего мы пошли и к чему пришли!
— Сколько же можно оглядываться, назад, Сергей Григорьевич! Пора уж и вперед посмотреть.
Новокшонов ударил ладонью об стол.
— Мальчишка! Сопляк!.. — закричал он. Выскочил из-за стола и стал яростно бегать по кабинету. — Не тебе меня учить!.. Для меня район — это жизнь моя, все здесь у меня! Я от академии отказался, из армии ушел из-за своего района. А для тебя — что? Что значит для тебя район? Газетка! Весь район видишь через свой газетный лоскуток!
Юрий тоже не сдержался, хлопнул своей левой, здоровой рукой по столу, встал.
— Нет! Нет, дорогой Сергей Григорьевич! Я тоже родился здесь. И я не пасынок своему району. Только по-разному мы смотрим на свой район. Вы смотрите назад и радуетесь успехам, А я смотрю вперед и хочу, чтобы район был еще лучше, еще богаче.
— Красиво говорить научился: «вперед»… «назад»… — передразнил Сергей Григорьевич. — Вот ты пишешь в своей этой статье: не то, дескать, сеем, что надо. Ты что, думаешь, я не знаю, где что сеять? Знаю. Не, хуже тебя и не хуже Лопатина и Пестрецовой. Но ведь край с меня требует хлеб сегодня, сейчас! А с крайкома ЦК требует. Никому дела нет до того, родит в «Светлом пути» или не родит пшеница. Раз есть, посевные площади, значит, они должны давать зерно, на них доводится план. А. ты написал, как размазал… По твоей писанине получается, что перевести колхоз в животноводческий это проще простого — взял и перевел. По-детски рассуждаешь.
— Но ведь когда-то же кому-то это делать надо! — возразил Юрий. В то же время он чувствовал, что Новокшонов или не понял статьи, или умышленно уводит его в разговоре от главного. Ведь главное там выражено очень четко: за тремя передовыми колхозами райком укрывает полсотни дышащих на ладан хозяйств. А смена посевных культур и перевод некоторых колхозов из полеводческих в животноводческие и укрупнение хозяйств — это лишь предложения автора по подъему отстающих. Предложения могут быть и другими, их надо обсудить, может быть, появятся другие, более рациональные. Не в них сейчас дело.