— Да, письмо любопытное, — вставил Тищенко. — Все?
— Не-е. Тут до черта.
— Читай, читай, — попросил Данилов.
— «Характерно, что по нас стреляли отовсюду: сзади, спереди, с боков, стреляли с крыш, из окон, с чердаков, казалось, все село принимало участие в этом. И вот мы опять в Камне. Большаков, мечтавший, что после занятия Усть-Мосихи о нем заговорит пресса как об укротителе большевистских банд, сегодня злой… Наташенька, милая, ты не представляешь, как мне тебя не хватает…» Ну, тут дальше пошло про любовь. Это Ивану вон отдадим, он любит книжки про любовь читать…
Тищенко зыркнул на Матвея. Тот захохотал.
— Подпись чья? — спросил Данилов.
Субачев глянул в конец листка.
— «П. С.» стоит. Попробуй догадайся… А письмо, братцы, интересное. Вот уж никогда не думал, что и у офицеров какие-то шатания.
Данилов улыбнулся.
— Вам сказать — не сразу поверите. Я встречал жандармского полковника большевика… А ты, Матвей, удивляешься какому-то ротному.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
1
Федор Коляда, сбежавший весной из каменской тюрьмы, долго скитался по степи, прятался у знакомых мужиков, ночевал в стогах сена, на заимках. Наконец добрался домой, в Донское. Но и суток не довелось прожить в семье. Утром ходившая за водой жена прибежала и растолкала спящего в горнице Федора.
— Ой, беда, Федя. Тикать треба.
Федор вскочил как подброшенный.
— Шо зробылось?
— Степанида Шемякина, стерва, видела, как ты пришел ночью, донесет непременно.
Средь бела дня выйти из села незамеченным — почти невозможное дело. Прятаться в доме — бесполезно. Поэтому стали спешно искать какой-нибудь выход. Перебрали, кажется, все. Наконец нашли. Вскоре со двора выехала подвода с навозом. Никому и в голову не могло прийти, что под большой кучей еще сырого навоза, завернувшись в дерюгу, лежал Федор. Телега направилась на зады крайней улицы, где обычно сваливали мусор.
А через час во двор въехал колчаковский милиционер из волости Яшка Терехин с двумя понятыми.
— Приехали вашего Федька шукать, — заявил он жене.
…К дому старого Ефима Коляды никто не решался подойти. Соседи выглядывали из-за плетней и шушукались:
— Федька зловить никак не могуть, так самого старого и жинку тягають.
А в доме буйствовал колчаковский милиционер.
— Говори, где прячешь своего выродка, — размахивал он наганом перед носом старика.
Дед, крестясь на образа, клялся, что знать не знает и ведать не ведает, где его сын.
— Плетей ему! — готовый лопнуть от натуги, закричал Терехин.
Ефима Ивановича схватили, выволокли в сенцы, бросили на лавку. Дед охнул:
— Шо ж вы робите?
Засвистели витые ременные плети. После каждого удара на желтой морщинистой стариковской спине вскакивал кровавый, с сизыми разводьями рубец. Дед кричал…
2
Федор узнал о расправе над отцом через два дня. Эту весть принес в землянку, где скрывался Коляда с четырьмя друзьями, Тимофей Долгов. Он ходил на пашню своего отца за продуктами.
Весь день Федор пролежал на нарах, обхватив голову руками. Друзья не мешали ему: пусть побудет наедине, может, всплакнет — легче станет на душе. На третий день он вышел из землянки, похудевший, с ввалившимися глазами. Вышел, расправил плечи, подозвал ребят.
— Скильки вы будете тут ще сидеть?
— Ты опять за свое, — поморщился Тимофей Долгов.
— Я пытаю, скильки мы будемо ховаться? — настойчиво переспросил Федор.
Ребята молчали, нагнув головы. Тимофей опять сморщил лицо.
— Я тебя, конешно, понимаю, — сказал он. — Но что мы можем сделать? Нас пятеро — пять винтовок, двадцать пять патронов — и все. — Он развел руками.
— Двадцать пять патронив — цэ двадцать пять гадив отправлються на той свит, — начал доказывать Коляда. — А там з нами пидуть люды.
— Пойдут? — переспросил Григорий Новокшонов. — А ежели не пойдут?
— Народ пийдэ, — уверенно заявил Федор. — Усе, у кого задницы пороты, пидуть, а таких у нас, почитай, пивсела. Ось тоби и отряд.
— Это правильно, — начал сдаваться Тимофей. — Такой народ пойдет.
Молчавшие до сих пор Дмитрий Кардаш и ветфельдшер Яков Донцов вдруг спросили: