Федор, не успев даже повидать жену (она, как сообщила соседка Василиса Шемякина, ушла искать приблудившегося где-то телка), вновь сел на коня и поскакал по улице. Из домов выбегали его партизаны, ругались на чем свет стоит. В хате Тимофея Долгова голосила жена.
Отряд собрался за селом. Недосчитались тринадцати человек — почти трети отряда. «Дезертировали, сволочи, — решил Федор. — Я им припомню, гадам». Но тут же подумал: «А сам я от Сухова не так ушел?..» Кое-кто сменил дома лошадей, прихватил продуктов, овса. А большинство, как и Федор, не успели даже коней расседлать.
— Куда теперь подаваться? — спросил не то у Федора, не то сам у себя ветфельдшер Донцов. Он все-таки не остался в селе, как ни тянуло его все время домой. Разум поборол. Понял, что в одиночку нельзя — нa черта нам надо было гоняться за этим Терехиным, привлекать к себе внимание? Говорят же вон, что в Вылковой стоит отряд. С самой зимы стоит. Он никого не трогает, и его никто. Жили бы и мы так дома.
Федор взбеленился. Его и так злили следовавшие одна за другой неудачи, а тут еще этот коновал ноет который уже день.
— Ты вот што!.. Ты или мовчи, или убирайся к чертовой матери з отряду. Не нагоняй тоску!.. 3 паникерами знаешь шо роблють у военное время?.. Ну то-то.
Донцов закусил губу. И за целые сутки потом не проронил ни слова.
Федор спешил отряд на опушке мелкого березняка, выслал разведку обратно к селу. Вскоре она вернулась и сообщила, что по следу движутся конники.
— Сколько их, разузнать не удалось, — темно, по топоту коней можно определить, что отряд маленький.
«Це дозор, — решил Федор. — Не може трое суток большой отряд без передыху двигаться. Вот воны нас по переменке и мордуют — то отряд, то разведка его».
— Хлопцы, — обратился он к своим ребятам, — за нами зараз идет не отряд, а тильки его авангард. Я думаю дать бой.
— А может, лучше уйти? — спросил Кардаш.
— От него не уйдешь. Будет следом итить. А утром отряд нагонит.
— Це так.
— Давайте занимать оборону, — махнул рукой Новокшонов.
Партизаны не торопясь разлеглись в стороне от дороги. Каждый ощупью отыскал себе небольшое укрытие. Замолкли. Посланная перед этим еще раз разведка возвращалась шагом, не торопясь, как и велел ей Федор. За ней, видимо, шел авангард противника. Партизаны проехали мимо, не останавливаясь. Минут через двадцать послышался цокот копыт. По степи ехали два всадника, а дальше на фоне звездного неба чернела основная масса разведки. Первых пропустили. А когда подъехал сам авангард, ударили залпом, потом вторым. Со стороны противника вразнобой зачастили выстрелы. Всадники повернули и поскакали обратно. Сели на коней и партизаны. Эта маленькая удача несколько приободрила отряд.
— Подадимся, хлопцы, у Баево, — сказал Коляда. — К утру доберемся туда, разгоним милицию, сменим лошадей.
— Эх, прихватить бы по заводному коню! Тогда нас сам черт не догонит, — весело добавил Новокшонов.
Баево заняли без выстрела. Милиция разбежалась, как только на окраине села показались партизаны. Без митинга начали мобилизацию коней. Заходили во дворы побогаче и именем революции объявляли ту или иную лощадь — которая приглянулась — мобилизованной.,
Мужики роптали. Но время ведь такое — против вооруженной силы не попрешь. Злыми глазами провожали партизан. Бабы слали вдогонку проклятия:
— Штоб вас поубивало на этих конях!
— Паралик бы вас вдарил!
— Милиция приходить — забираеть, войска — забирають, и эти тоже имям революции, — вздыхали крестьяне. — За всех мужик обдувайся.
— Такова уж мужичья судьба — всe на мужике…
Федора коробили эти слова, но он терпел — другого выхода не было. К обеду набрали двадцать пять лошадей. Не хватало еще трех. Но было уже поздно: разведка донесла о приближении карательного отряда. В спешном порядке покинули село.
И снова весь август мотался отряд Федора Коляды по степи, как неприкаянный. За этот месяц отряд убыл больше чем наполовину — разбежались один по одному Федоровы соратники. Воевать начал Федор с двенадцатью, и заканчивать бесславный путь отряда пришлось тоже с двенадцатью. От чего пошел, к тому и пришел.
В конце августа в Шималине стояли на отдыхе. За три дня подправили лошадей, отоспались и отъелись сами.
— Ну шо, хлопцы, будемо робыть? — спросил на четвертый день утром Коляда.
— Слухай, осточертела всем уже эта забава, — с тоской вздохнул Кардаш.