Вошел Зотов Василий Кузьмич. Около сорока лет. В светлом костюме. Лицо простое, глаза внимательные и строгие.
Мы познакомились.
Агриппина Ивановна прилегла на кровати.
— Итак, Василий Кузьмич, слово за вами.
Он задумался.
— Я родился в маленьком поселке на берегу озера Сегден. Было нас у отца пять братьев и две сестры.
В детстве наше озеро казалось мне настоящим морем, и мне нравилось покорять его на утлой лодчонке. Я любил бродить по лесу и не боялся заблудиться, может, потому, что трусов и слабых у нас в семье никто не любил.
В 1933 году, в начале осени, когда я с братьями спал на сеновале, в середине ночи сквозь шум ветра послышался стук в дверь. Отец, обычно допоздна читавший газеты, вышел в сени. Я услышал мужские голоса, и вскоре в сопровождении отца к нам на сеновал пришли трое незнакомых мужчин. Они быстро разделись и легли рядом с нами. В темноте я никого не рассмотрел, и меня разбирало любопытство. «Должно быть, это охотники, — думал я. — Интересно, сколько и какой дичи они настреляли?»
Утром из разговоров незнакомцев с родителями я узнал, что двое были писатели — Константин Георгиевич Паустовский и Рувим Исаевич Фраерман, оба страстные рыболовы, а третий, дядя Володя, с ружьем, вероятно, охотник, но убитой дичи при нем не было. Они накануне долго стучались в дом нашего соседа, но тот отказал им в ночлеге. Мои родители оказались более гостеприимными, и мне было приятно сознавать это.
Моя мать накормила гостей горячей молодой картошкой и солеными грибами. Я с братом Володей накопал червей (мне в то время было десять лет, а Володе семь), отец отвязал лодку, и трое мужчин поплыли по озеру в поисках хороших рыболовных мест. Но ловля вышла неудачной, дул северный ветер, озеро волновалось, и рыболовы вернулись к обеду ни с чем.
После обеда они попрощались и ушли.
На следующий год летом Паустовский и Фраерман пришли к нам пешком из Солотчи.
— Они в те годы уже в доме Пожалостина жили, — заметила, чуть приподнявшись, Агриппина Ивановна. — Продолжай, Вася, продолжай…
— Я был совершенно покорен толстенным пучком удочек, который всегда носил Паустовский. Конечно, я втайне гордился, что теперь известные писатели приходят в наш дом. Моему сознанию льстило и то, что писатели разговаривали со мной серьезно, как с равным, и я, как позднее оказалось, был постоянно им нужен.
В тот раз с моей помощью они на двух челнах перебрались на озеро Черненькое через озеро Сегден, а затем по канаве, заполненной водой, соединявшей эти два озера. Через трое суток Паустовский и Фраерман отправились в Солотчу, унося с собой полные большие сумки рыбы.
В то лето они еще раз приходили к нам, а затем редкий год не навещали нас.
Вместе с Паустовским приезжал и профессор-ботаник Михаил Сергеевич Новашин. Бродя с ними по лесу и по берегам озер, я жадно слушал Михаила Сергеевича, объяснявшего названия деревьев, трав и цветов, их свойства, зависимость между ними.
Паустовский говорил мало. Он больше любил слушать своих спутников.
Как-то пришли к нам Паустовский, Фраерман, Новашин и Гайдар усталые и голодные. Я видел: Гайдар (фамилия его мне стала известна позже) шел впереди, хотя нес самый большой и тяжелый груз — намокшую армейскую палатку. За ним шли остальные.
Мать собрала им обед, они поели. Гайдар остался сушить палатку, я помогал ему, остальные ушли на рыбалку. Аркадий Петрович, высокий, сильный, сняв свои тяжелые намокшие кожаные сапоги, возился с палаткой. Мать предложила ему какую-то обувь, он отказался:
«Я не простываю, Матрена Семеновна».
«Как же так?»
«Закаленный», — а сам улыбается и шлепает босыми ногами.
Гайдар как-то сразу располагал к себе. Мне он очень нравился.
Моя младшая сестренка Оля — ей было лет восемь — обычно дичилась посторонних. Когда Аркадий Петрович спросил у нее, как ее зовут, она насупилась и молчала. Он нагнулся к ней и продолжал спрашивать:
«Тебя Катей зовут? — Оля молчала. — Машей? Зиной? — ответа не было. — Значит, зовут тебя Матрешкой!»— Оля рассмеялась и уже дружелюбно стала разговаривать с Гайдаром.
Я очень обрадовался, когда Гайдар сказал мне.:
«Вот что, Василий: приходи к нам в Солотчу. Придешь?»
«Приду», — поспешил ответить я.
Они переночевали у нас, утром еще порыбачили и ушли.
Я учился в шестом классе заборьевской школы, а Заборье, как знаете, рядом с Солотчей. При каждом удобном случае я бежал к писателям. В то время в нижней части дома Пожалостина жила его дочь, Александра Ивановна…