Вот тут было бы очень и очень к месту в Советской энциклопедии опубликовать цифры смертности на Сахалине, чтобы подтвердить ими вечную слезоточивую риторику о жуткой там участи «несчастненьких». А у нас было бы тогда основание сравнить их со смертностью на Соловецком острове (книга 1-я, стр. 119), а после — и со смертностью в других концлагерях и местах ссылок. Ан, цифр-то об этом и не печатают!
Лишь у Чехова нашлись крохи по этому вопросу, да такие, что они испугали Антона Павловича (стр. 331): «На показателях смертности — пишет он — можно было бы построить великолепную иллюзию и признать наш Сахалин самым здоровым местом на свете». Согласимся с Чеховым, что процент смертности в отчетах занижен. Его исчислили к 15 тысячам каторжных и поселенцев с семьями, когда их в 1890 году было, по Чехову, лишь 10 тысяч. Но и с этой поправкой выходит, что из тысячи людей (без солдат, туземцев и вольных) за год умирало около 20 человек. ВСЕГО ПО ОТЧЕТУ ЗА 1889 ГОД ПО ВСЕМУ САХАЛИНУ ЗАРЕГИСТРИРОВАНО 194 УМЕРШИХ, по 16 человек в месяц, или через день по одному на весь остров с шестью тысячами каторжников в тюрьмах и десятками поселенческих пунктов с сотнями семейств. Повторяю: 194 покойника за год на десять тысяч взрослых и детей! Определенно мало для братских могил. Да их и не было. Каждому рыли отдельную могилу с крестом и сколачивали гроб, хотя в гробу иногда, жаловался Дорошевичу священник (стр. 313), приходилось отпевать совсем голых покойников — соседи по нарам «раздрючивали» мертвых.
Соглашаемся со всеми авторами, что местная соленая кета и завозная из Одессы и Владивостока часто оказывалась с червями, а щи — горько-солеными[74], что хлеб для работающих за тюрьмами выпекался сырой[75], что в переполненных камерах под полом хлюпала вонючая жижа, что арестанты спали на всяких лохмотьях, поедаемые клопами и вшами, что на работах зимой мерзли, летом истязались мошкарой, что арестантов нещадно секли розгами, что им не оказывали должной медицинской помощи. В 1889 г. по всему Сахалину числилось слабосильных и неспособных к работам каторжников обоего пола 632 человека или 10,6 %. Лобас (стр. 51) утверждает, что на Сахалин отправляются только здоровые. Тут, принимая партию, их снова сортируют на три категории: полноценных, слабосильных и неспособных к труду и, кроме того, снова осматривают с той же целью два раза в год. Тем не менее, пишут авторы, весьма часто малосильные, больные и даже иногда калеки назначаются на тяжелые работы. Не будучи в состоянии их выполнить, они наказываются, теряют последние силы и превращаются в бесполезных полных инвалидов. Как же, однако, оказалось, что при таких условиях на Сахалине смертность была в двадцать-тридцать раз меньше, чем на Соловках в двадцатых годах? (Загляните в первую книгу, стр. 129). Правда, на Сахалине не было эпидемий тифа, не было Секирки, не было расстрелов и таких пристрелов на работах, как на Соловках. В жутких кандальных Воеводской и Дуйской тюрьмах было тепло и спокойно прогуливались сытые кошки.
Дотошный Чехов, записав канцелярские цифры смертности, объехал все сахалинские церкви. Отпевали покойников только по справкам медицинского персонала о причинах смерти. Они и указывались в метрических записях. Незначительные расхождения нашлись только в причинах, а не в итогах смертности. Воспользовавшись случаем, Чехов заодно выписал и обработал данные о смертности по книгам за десять лет. Сколько же и по каким причинам умерло каторжан и поселенцев за десять лет, с 1879 по 1889 год?
1. От болезней дыхательных органов, главным образом от чахотки, которая здесь самая частая и опасная болезнь, умерла треть всех похороненных, но цифр Чехов почему-то не приводит.
2. От круппозной пневмонии умерло 125 чел.
3. От желудочно-кишечных заболеваний (из них 66 падает на детский возраст) 338 чел.
4. От «заразно-повальных и эпидемических болезней» главным образом среди детей поселенцев 45 чел.
5. От «старческого маразма» 45 чел.
6. От брюшного тифа и горячек 50 чел.
7. От кровавого поноса 8 чел.
8. От «воспаления мозга», апоплексии и паралича 10 чел.
9. «Скоропостиженно» умерших 17 чел.
10. Неестественных смертей среди православных было 170. Чехов так поясняет эту цифру: по приговорам судов повешено 20 чел., двое повешены неизвестно кем, самоубийств разными средствами было 27; многие из этих 170 человек утонули, замерзли, задавлены деревьями, но цифр по каждой из этих причин Чехов не приводит. Одного задрал медведь.
Умирали также от цынги и сифилиса, но очень редко. Слово рак вообще не упоминается ни Лобасом, ни Чеховым.
74
«Когда вдруг на кухне, пишет Чехов (стр. 259), варят похлебку из свежего мяса, арестанты отказываются ее есть. У кого-то, знать, медведь задрал корову, или случилось несчастье с казенным быком. Такую убоину каторжники считают падалью».
Во время хода рыбы, арестантов кормят свежей рыбой, отпуская по одному фунту на человека.
75
В тюремном хлебе процент припека должен быть такой же, какой установлен для солдатского хлеба.
«Припек — пишет Чехов (стр. 258) — это демон-искуситель, перед чарами которого устоять, оказывается, очень трудно. Благодаря ему очень многие потеряли совесть и даже жизнь: смотритель Селиванов… пал жертвой припека, т. к. был убит хлебопеком-каторжанином, которого распекал за малый припек… В Александровской тюрьме те, которые довольствуются из котла, получают порядочный хлеб, живущим же по квартирам выдается хлеб похуже, а работающим вне поста (т. е. „сухопайщикам“ на отдаленных работах. М. Р.) — еще хуже; другими словами, хорош только тот хлеб, который может попасться на глаза начальнику округа или смотрителю (начальнику) тюрьмы».