Русское правительство понимало, что северная окраина нуждается в военной помощи, и оказывало ее. В 1579 году Иван Грозный вновь пожаловал монастырю 4 пищали затинных и свыше 10 пудов пороху. Подмога, хотя и была кстати, не предотвратила военной неудачи. Вторгшиеся тем же летом большим числом в Кемскую волость «каянские немцы» нанесли поражение еще неопытным в военном деле и необученным «огненному бою» ратникам. Сложил свою голову и воевода Озеров. Беззащитная волость подверглась «великому опустошению».
Новому воеводе Андрею Загряжскому участь предшественника послужила уроком. Он начал с того, что увеличил количество стрельцов до 100 человек. Усилено было внимание и боевой подготовке служилых людей.
Результаты не замедлили сказаться. В декабре 1580 года воевода Киприян Оничков в наспех выстроенном на финляндской границе в Кемской волости Ринозерском остроге с малой дружиной стрельцов, пушкарей, охочих казаков и «тутошних людей» выдержал осаду трехтысячного отряда «свейских людей», продолжавшуюся без перерыва трое суток. На приступе враг был отбит, деморализован и с великим уроном прогнан от острога, а во время вылазок «сидельцев» окончательно разгромлен: убиты были два вражеских военачальника и множество рядовых воинов, захвачены пленные, трофеи. К. Оничков был дважды ранен. Первая «знатная победа» на Севере была отмечена правительством. Воевода Оничков заслужил от Ивана Грозного похвальную грамоту.[61]
В июле 1581 года К. Оничков получил новую царскую грамоту, напоминавшую ему о необходимости заботливо оберегать монастырь и прилегающие к нему поморские селения, проявлять при этом инициативу, сметку и защищать вверенные земли «смотря по тамошнему делу, сколько бог помощи подаст». Воеводе давался практический совет по обороне Севера: в летнее время охранять сам монастырь «от корабельного приходу немецких людей», а на зиму выезжать с войсками на берег для защиты хозяйских владений. Вражеских шпионов и лазутчиков, находившихся в русском плену, велено было «казнить смертью».[62] Аналогичная инструкция была дана боярскому сыну Ивану Окучину, который в 1582 году принял в свое ведение крепостные сооружения и сменил К. Оничкова.
Постоянная угроза Поморью со стороны западных соседей вынудила правительство предпринять более решительные шаги к укреплению северной границы. Жизнь показала, что при наличии ручного и артиллерийского огнестрельного оружия деревянная ограда не может гарантировать полной безопасности Соловков. В 1584 году по указу царя Федора приступили к строительству каменной стены вокруг Соловецкой обители. Она должна была служить надежной защитой «от нападения немецких и всяких воинских людей». Крепость созидалась на монастырские деньги крестьянами монастырских деревень.
В 1582–1583 гг. монастырь за счет своего бюджета построил деревянный острог в поморском селе Суме и обнес его земляным валом. Писцовые книги дают описание возведенной крепости: «В Выгозерском же погосте Соловецкого монастыря в волости в Суме на погосте поставлен острог косой через замет в борозды. А в остроге стоит шесть башен рубленых, под четырьмя башнями подклеты теплые, а под пятою башней поварня. А в остроге храм Николы чудотворца, да двор монастырский, а на дворе пять житниц, да за воротами две житницы, да у башенных ворот изба с клетью и с сеньми, а живут в ней острожные сторожа. Да в том же остроге поставлено для осадного времени крестьянских теплых шесть подклетов, а на верху клетки да девятнадцать житниц. А ставил острог игумен своими одними крестьянами для осадного времени немецких людей приходу».[63] В летописи Соловецкого монастыря строительство Сумского городка ошибочно поставлено под 1584 годом.[64] Четырехугольный острог стоял над рекою Сумою, рублен был в две стены, между которыми насыпали камни. Башни имели высоту от 4 до 5 сажень.[65] Вскоре из Новохолмогорского городка, как до 1613 года назывался Архангельск, по царскому распоряжению сюда доставили пушки, ядра, ручницы, свинец, порох. Береговая крепость не раз сдерживала неприятелей и служила убежищем для поморских жителей, которые в дни вражеских нашествий отсиживались «в теплых подклетах» острога.
На Мурмане, куда монастырь проник в XVI веке, укрепленным пунктом стала Кола. Одновременно с крепостью в Суме был построен первый острог или бруствер,[66] а в нем посажен московский воевода с обязанностью защищать границу и охранять порядок на всем Кольском полуострове. Позднее срубили деревянный острог в Кеми, ближайшем к монастырю пункте, от которого до Соловков 60 верст.
Кемский острог был возведен на Лепе острове, омываемом рукавами реки Кеми недалеко от впадения ее в море. Он контролировал окончание важных водных путей, шедших от шведского рубежа к Белому морю.
Время сооружения Кемского острога можно определить довольно точно. Сразу после пожалования Кемской волости (1591) монастырю предложили подыскать место для постройки крепости. Он это сделал, облюбовал мыс на реке Кеми, заготовил лес, снял план острова, составил чертеж будущего городка. Образцом для новой крепости должен был служить Сумский острог. Всю документацию отправили в столицу. Каково же было удивление монастырских властей, когда царской грамотой от 24 июля 1593 года приказывалось приостановить строительство крепости впредь до особого указа.[67] Такое неожиданное для монастыря распоряжение вызвано было желанием правительства не раздражать Швецию, с которой начинались переговоры о мире.
До нас не дошел указ о возобновлении строительства крепости на Лепе острове, но известно, что после окончания русско-шведской войны 1590–1593 гг. запасенный строительный материал был пущен в дело. Одним из условий полученного монастырем после «немецкого разорения» льготного пятилетия (с 1593 по 1598 г.), о котором будет сказано далее, было окончание строительства острога на Лепе острове.[68] Нужно полагать, что к концу льготного срока он был готов. Из этого следует, что Кемский городок был построен в период между 1593 и 1598 гг.
Кроме Сумской и Кемской крепостей — основных опорных точек монастыря на карельском берегу Белого моря, — укреплены были Керецкое и Сороцкое сёла, о чем в нашей литературе нет упоминаний. Архивные материалы свидетельствуют, что в Керети монастырь обнес свои помещения забором из тына, а в Сороке огородил двор «спереди стоячим тыном, а позади в забор».[69] Керетские и Сороцкие сооружения уступали по своей мощности Сумскому и Кемскому детинцам, но это были самые настоящие средневековые укрепления.
В своих собственных стенах, а также в береговых владениях — Сумском остроге и в Кемском городке — монастырь содержал гарнизоны стрельцов, пушкарей, затинщиков, поставлял им из своей оружейной казны наряд, зелье, свинец и всякое воинское снаряжение.
На побережье, по реке Кеми и в других местах были сделаны заставы и сторожевые посты. Монастырские укрепления, в которых разместились монастырские ратные люди, прикрыли Поморье со стороны Скандинавии.
Число стрельцов, находившихся на службе у монастыря, не было постоянным. Оно определялось потребностями обороны. В конце XVI века стрелецкий отряд насчитывал 100 человек, а временами доходил до 120–130 человек. Командовали им два пятидесятника с помощью десятников. Половина стрельцов находилась на передовых монастырских форпостах — в Сумском и Кемском острогах, а другая часть — на самом острове. Монастырские власти разумно маневрировали дислокацией своего войска в зависимости от конкретной обстановки и времен года. Враги нападали на монастырь, как правило, летом. Поэтому в теплые дни на острове обязательно находился отряд ратников. В зимние месяцы, когда гряда Соловецких островов была недоступна для «корабельного прихода» и скандинавы нападали на материковые селения монастыря, стрельцы съезжались на берег охранять хозяйские земли. Отдельные стрельцы в мирное время стояли на «опасных караулах» в пограничных местах, сторожили арестантов, отвозили в случае надобности в Москву и в другие города ратные вести, сопровождали государевых послов и т. д. Указами правительства от 1592 и 1614 гг. повелевалось «соловецким стрельцам, которые пошлются из того монастыря куда-нибудь о ратном деле с вестовыми грамотами, по всем городам и ямам давати подводы с проводниками без прогонов, а в летнее время лодку с людьми без задержания».[70] В занятии постов соблюдалась очередность, потому что стрельцы, находившиеся в монастыре, лучше обеспечивались. Кроме жалованья и провианта, они пользовались общей трапезой — пили и ели монастырское.[71]
61
ЦГАДА, ф.1201, оп.2, ч.2, д.1707, Приложение, лл.1 об. — 2, 24.об; ф.1201, оп.5, ч.2, 1764, д.4636, л.39 об.; ААЭ, т.1, № 303, стр.368; Досифей. Цит. соч., ч.3, № 9, стр.30–31; Летописец Соловецкий, стр. 39–40.
62
ЦГАДА, ф.1201, оп.2, ч.2, д.1707, Приложение, лл. 2 об.–3; ААЭ, т.1, № 310, стр.374–375; Досифей. Цит. соч., ч.3, № 12, стр. 34–35.
65
Записки русского географического общества по отделению этнографии. Спб., 1877, т.7, стр.81.
66
Н. Голубцов. К истории города Колы Архангельской губернии. «Известия Архангельского общества изучения русского Севера», 1911, № 1. стр. 10.
70
ЦГАДА, ф.1201, оп.5, ч.2, 1764, д. 4636, л. 41 об.; ф. 1201, оп. 2, ч. 2, д. 1707, Приложение, лл. 27 об.–28.