— Ты имеешь исключительно неприятную особенность — создавать нервозную обстановку там, где прежде было спокойствие, — заявила она уничижительно. Мой явно несветский вид вызвал у нее раздражительную морщину в углу рта, словно бы неразбериха в моей одежде волновала ее гораздо сильнее случившейся трагедии. — Полагаю, нет ничего удивительного, что ты все время попадаешь в затруднительные ситуации.
Я видела, что даже в такой нелегкий час она всеми силами хранит верность своей излюбленной манере держать себя. Но за видимостью высокомерия, проступала чуждая для ее китчестеровского нрава и от того ненавистная ей растерянность. Простой чепчик и черное платье, лишили ее привычной спеси. Даже плечи, казалось, поникли под грузом навалившихся бед. Она, видимо, не знала, как вести себя со мной после случившегося, и нашла выход в нападении.
— Вы злитесь на меня. Но разве я виновата перед вами? — горячо воскликнула я. — Если вы думаете, что мое появление подтолкнуло вашу дочь к сумасшествию, то вы ошибаетесь! Оно зрело в ней долгие годы, с тех пор, как она потеряла сына. Эллен больна. И только ее больной разум виновен в трагедии. Мне глубоко жаль ее, несмотря ни на что.
Элеонора резко поднялась и прошлась по комнате. У окна она остановилась и крепко вцепилась в портьеру, скомкав ткань в кулаке.
— Что мне сказать? Моя дочь — убийца. Не очень-то приятно это осознавать. Но сумасшедших ведь не судят… Что с ней будет?
— Не мучайте себя, леди Редлифф. По-видимому, ее отправят в специальное учреждение для больных. Я не знаю. Но полиция разберется.
— Ее оставят жить? После того как она убила человека и пыталась дважды убить тебя? Разве ее сумасшествие больше не опасно?
Она обернулась ко мне. Глаза ее затуманились, но были это слезы жалости к своей дочери или раздражение, проскальзывавшее в ее голосе, я не поняла.
— Но в любом случае я не могу позволить, чтобы мою дочь, одну из Китчестеров, отправили в психушку или повесили! Это не-до-пус-ти-мо! Есть и другой способ наказать ее! Она понесет заслуженное наказание… Я вижу, ты уже выпила отвар!
Элеонора подошла ко мне и забрала из моих рук поднос. Поставив его на столик, она взяла стакан и выплеснула прямо на ковер оставшиеся в нем несколько капель жидкости. Затем вытащила из рукава носовой платок и тщательно вытерла стакан. Ее действия меня сильно удивили. Впрочем, как и последние слова.
— О каком способе вы говорите? Что вы имеете в виду?
— То, что я не допущу позора в семье! Я сама прослежу за тем, чтобы репутация Китчестеров осталась незапятнанной. Если чахоточная больная умрет после тяжкого приступа, никто из соседей не заподозрит ничего неладного.
— С чего вы взяли, что Эллен умрет? — перебила я ее.
Она брезгливо поморщилась.
— Временами ты бываешь до безобразия ограниченной.
Поставив стакан на поднос, старуха вновь опустилась на стул, сложив руки на коленях. Глаза ее, не мигая, наблюдали за мной, словно выискивая что-то в моем лице.
— Конечно, она умрет, — едва кивнув, безапелляционным тоном изрекла Элеонора. — Когда я закончу с тобой, я спущусь к своей дочери и немного побуду с ней, ведь это так естественно… Вот только после приступа, бедняжка Эллен так и не оправится.
— Это чудовищно! — вскричала я, сраженная ее словами.
— С того самого момента, как я приступила к выполнению своего плана, я знала, что мне придется пожертвовать ею и, возможно, еще не одной жизнью. Но Китчестеры всегда шли на жертвы! Долг и честь для нас превыше каких-либо сантиментов… Ты все еще не понимаешь? Возможно, ты еще не совсем пришла в себя и не можешь уловить смысл моих слов?
— Мне кажется, я вполне уловила смысл, — вкрадчиво сказала я. Неужели это не сон? Нет! Наверное, я сплю. И мне сниться кошмар! Я хотела ущипнуть себя, но боялась пошевелиться, чтобы не выдать своего смятения. — Что за план у вас был?
Элеонора фыркнула.
— Тебе не удастся потянуть время с помощью разговоров. Вряд ли на этот раз тебя спасут — я не совершаю идиотских ошибок как моя дочь. Братец продержит у себя Дамьяна о-очень долго, он так же безобразно любопытен, как и ты. А сладострастная Жаннин в данный момент млеет в объятиях своего любовника…Уж очень сильно она переживала за него, раз не дотерпела до ночи… Так что сожалею, милочка, тебя некому спасать. Да, и поздно уже.
— Вы отравили отвар? — спросила я, и поразилась спокойствию в голосе.
Борьба за жизнь в подземелье отняла у меня слишком много сил и эмоций. И сейчас, когда я вновь была на краю гибели, мной будто овладело равнодушие к собственной судьбе. Я словно не могла поверить, что мне все еще грозит гибель; что я стою в шаге от смерти и чуда, второго за столь короткое время чуда, уже не случится!