"Имсет с печ. - юг, Хапи с легкими - север, Дуамутеф с желуд. - восток, Кебехсенуф с кишечн. - запад" - было написано под рисунком Вериной рукой. Ниже был еще один, где девочка с губами бантиком и длинными распущенными волосами входила в воронку, весело помахивая рукой. И еще один, где девочка держалась за руку человечка в египетском платье на вершине пирамиды, он благосклонно обводил рукой горизонт, а снизу на них смотрели два толстых верблюда.
Маша закрыла блокнот и пару секунд смотрела в никуда.
Потом вышла из комнаты и отдала письмо и кошку Дженет - она курила в гостиной, не зажигая света, и смотрела в окно на луну.
- Пусть Багира у вас побудет, а письмо срочно покажите Андрею. Я сейчас быстро переоденусь и приду.
Дженет посмотрела на неё внимательно, погладила вытянувшуюся на её груди, бьющую хвостом Багиру.
- Что-то еще случилось?
- Да, - сказала Маша. - Андрей вам объяснит. Прошу вас, поспешите.
Дженет ушла. Маша прошла в родительскую спальню, распахнула шифоньер, нашла внизу нужную коробку. У папы был охотничий костюм, который он носил еще юношей, до того, как женился на маме, получил хорошую должность, стал очень счастлив и спокоен и набрал почти пуд весу, не помещавшегося в коричневые суконные штаны, узкую рубаху и куртку из плотного твида с огромным количеством карманов.
Маша этот костюм уже надевала, и Ленмиха с мамой его по ней подгоняли - в последнем классе гимназии они ставили "Бедность не порок" Островского, и Маша была Любимом Торцовым, промотавшимся купеческим братом, дураком и задирой, а ведь так хотелось играть Любовь Гордеевну или на худой конец, романтичного любовника Митю. И сапоги ей тогда к роли тоже пошили - папа сказал, чтобы не экономили, а шили хорошие, чтобы можно было потом в лес в них ходить, стрелять.
Маша оделась, обулась, потопала по ковру - хорошо, удобно, крепко.
Прошла в папин кабинет, взяла большую кожаную сумку, вытряхнула из неё все бумаги и чертежи. Положила Верин блокнот, карандаши, папин новейший патентованный ручной фонарь "Охотник". Открыла сейф, сунула в сумку ящичек со своими револьверами. Патронов в сейфе не было, а ведь она видела большую коробку, из которой папа брал картонку поменьше, когда они ездили стрелять. Маша прошла по кабинету, открыла все створки, все ящики. Заодно нашла охотничий нож и флягу. Нижний ящик стола не открывался, ключ было искать некогда. Маша вздохнула, сунула в щель ящика нож, уперлась, потянула. Язычок на замке ящика был хлипкий, сломался легко. Маша нагребла патронов, не считая - одна коробка, вторая, третья, вот еще россыпью пару горстей, уже тяжело становится, но нужно еще...
Она двигалась быстро, решительно, будто заранее всё продумывала именно для такой ситуации. Когда в незапертую дверь вбежал Андрей, Маша была уже полностью готова - на ней было ее красивое, теплое красное пальто, под которым не разобрать было, что на ней надето. Сумка оттягивала плечо, но Маша держалась с ней легко, будто там и не было почти шести килограмм оружия с аммуницией, а также воды и утащенного из кладовки хлеба и окорока в вощеной бумаге.
- Мне нужно быстро-быстро поехать в музей, - сказала она. - Вера в большой опасности. Ты видел письмо? Сэр Бенедикт собирается скормить её мумии. Он умный и подлый... Отпустишь меня или со мной поедешь?
- У тебя, Маша, ум есть? - спросил Андрей, застегивая пальто и тоже внезапно переходя на "ты". - Подожди, сейчас шашкой опояшусь и Дженет предупрежу.
Дженет сказала, что у них обоих ума совсем нет, если они думают, что она с ними не поедет, а тут ждать останется. Через несколько минут они были уже у подъезда, вышли на улицу, Андрей громко, по-молодецки, свистнул, подзывая извозчика. С громким мяуканьем вслед за ними из двора выскочила Багира, требовательно посмотрела на Машу желтыми глазами, села у ног. Через дорогу остановился извозчик.
- Я дверь не закрыла, кажется, - виновато сказала Дженет, - вот она за нами и прибежала. Здесь её можно оставить?
- Мы её не пускаем на улицу, - с отчаянием сказала Маша. - Она не приучена, ей опасно. И нет времени сейчас ничего решать, совсем нет времени, нужно бежать...
Она всхлипнула - весь мир рассыпался на части вокруг неё.
- Быстрее! - крикнул Андрей, уже забравшийся в пролетку.
Дженет подхватила Багиру, прижала к груди.
- Возьмем с собой, - сказала она. - Глаз с неё не спущу, раз это моя вина, что она здесь. Не плачьте, Мария, пойдемте быстрее.
Багира вытянулась на руке Дженет, как черная гладкая муфта.
- Маша, ты же понимаешь, что мы можем лишь надеяться, что Вера еще не вошла в воронку? - тихо сказал Андрей. - Потому что если она уже там, то сделать мы ничего не сможем. Только молиться за неё.
- Почему? - спросила Маша, пальцами поглаживая в кармане рукоять ножа.
- Я знаю, что ты можешь сделать, о чём ты наверняка думаешь... - сказал Андрей.
- Я бы вас попросила перейти на английский, - со вздохом сказала Дженет. - Вас же это не очень затруднит, а я буду себя чувствовать совсем иначе. А то мы с Багирой вдвоем сидим с одинаковым уровнем понимания, силимся и никак.
Кошка сидела у Дженет на коленях очень спокойно, соскочить не пыталась, смотрела вокруг немигающими круглыми глазами.
- Я говорил Марии, что если ее кузина уже прошла в воронку, то сделать ничего мы не сможем, - вздохнул Андрей.
- Разве вы с Марией не пойдете за ней? - удивилась Дженет. - У тебя же есть этот... как его... меч, а она, судя по запаху от сумки, собрала в дорогу припасы.
- Я не могу, - сказал Андрей, искоса взглянув на Машину сумку. - Вообще больше не могу, после контузии. И ей нельзя.
- Почему? - напряженно спросила Маша. - Потому что женщины из монде де ла морт не возвращаются? Потому что это еще одна часть жизни, которая только для мужчин?
- Нет, - ответил Андрей. - Потому что сопротивление летума нарастает многократно. Туда, как и в собственную смерть, можно только по одному. Иначе армии летум-ке давно штурмовали бы врата загробных миров. Основная опасность в летуме исходит из того, что мы не принадлежим миру мертвых, миру духа, миру нематериального. В нас магия - и мы входим в него во плоти, но этим гнём его и рождаем сопротивление. Так живая ткань стремится вытолкнуть занозу, направляет к ней клетки, которые её обволакивают и пытаются бороться. Ходящие по смерти - заноза для летума, но заноза крепкая, и один подготовленный, сильный летум-ке может побороть сопротивление среды, войти, пройти и выйти. Но даже очень сильному нужно очень постараться, чтобы выйти не там, где вошел - возвращаясь к занозе - как будто порвать здоровую кожу в другом месте. Большинству приходится возвращаться туда же где вошли, как...
- Ой, пожалуйста, не надо больше про занозу, - попросила Маша. - У меня сразу мысли про колючки, гной и грязные пятки. Без того ожоги перед глазами и тошнит. Давайте без метафор. И что тогда случится, если будет две зано... двое летум-ке? или трое?
- Я собирался сказать, что организм залихорадит, - сказал Андрей, откидываясь на сиденье экипажа. - Но если без метафор, то пожалуйте вам математика - если один летум-ке в своем путешествии столкнется с тремя большими опасностями, то на двоих их будет уже десять, а на троих - сорок. Три можно побороть. Хотя можно и погибнуть. Но от десяти погибнуть еще вероятнее.
- Как бы так Кая стукнуть по голове легонько, чтобы он тоже не мог ходить в этот чертов летум? - задумчиво сказала Дженет, поглаживая кошку. - Он-то мне всегда про ниточки и столбики рассказывал, я давно поняла, что это смертные эманации, Агата говорила - ___. Но я и понятия не имела, что это мостки в ад, и в любой момент Кай может решить по ним пойти... Мне бы спокойнее было, если бы он этого не мог делать...
- Выстрели в него из пушки, чтобы он без памяти семнадцать дней пролежал, - почти зло сказал Андрей. - И потом чтобы заново ходить учиться пришлось, и в ушах чтобы год шумело. Это, конечно, куда как лучше и надежнее в жизни, чем уметь пользоваться своими способностями и дарами, быть полностью собой, как его сейчас и учат.