В каждом очередном городке толпа редела. Люди оседали в Артене, Саране и Орлеане, глаза их загорались надеждой, руки тянулись к кошелькам, карманам, они рассчитывали, что наконец-то смогут что-то купить за деньги.
Но Изабель и Гаэтон продолжали путь. Они шли весь день, с наступлением темноты рухнули спать, а наутро вновь пустились в дорогу. К третьему дню Изабель впала в ступор от изнеможения. Между пальцами ног и на пятках надулись кровавые волдыри, каждый шаг причинял жуткую боль. Дико болела голова, живот сводило от голода. Пыль забила горло, Изабель то и дело заходилась в кашле.
Она равнодушно миновала свежую могилу на обочине дороги с грубо сколоченным деревянным крестом. Споткнулась обо что-то мягкое – дохлая кошка – и едва не упала. Гаэтон успел ее подхватить.
Давно она слышит этот странный звук?
Час? Или день?
Пчелы. Жужжат и жужжат. Изабель облизнула пересохшие губы и вспомнила, как славно было сидеть в саду летним днем и слушать жужжание пчел.
Нет.
Это не пчелы.
Она знает этот звук.
Изабель остановилась. Мысли путались.
Жужжание нарастало, заполняя все пространство, а затем появились самолеты, шесть или семь, – крошечные распятия на фоне голубого безоблачного неба.
Изабель из-под ладони следила, как они приближаются, опускаются ниже…
Кто-то крикнул:
– Боши!
Каменный мост в отдалении взорвался фонтаном осколков в клубах дыма и пламени.
Самолеты уже летели совсем низко, прямо над людьми.
Гаэтон швырнул Изабель на землю, накрыл своим телом. Мир обратился в звук: рев двигателей, тра-та-та-та пулеметов, удары сердца, крики. Пули вырывали траву ровными рядками, люди вопили. Изабель увидела, как женщину подбросило в воздух, будто тряпичную куклу.
Срезанные выстрелами верхушки деревьев валились на головы. Вспыхнуло пламя. Все заволокло дымом.
А потом… тишина.
Гаэтон скатился с нее:
– Жива?
Она села, растерянно озираясь.
Повсюду человеческие тела и огонь, и черные клубы дыма. Крики, рыдания, смерть.
– Помогите, – застонал старик рядом.
Изабель подползла к нему и вдруг поняла, что земля пропитана кровью. Сквозь разорванную рубашку увидела вспоротый живот, вывалившиеся наружу внутренности.
– Может, где-то есть врач, – все, что она могла сказать. Или подумать. И услышала его вновь, этот звук.
– Они возвращаются! – Гаэтон потянул ее к канаве.
Изабель подчинилась, оскальзываясь на окровавленной траве. Совсем рядом взорвалась бомба. Изабель заметила малыша, который стоял над мертвой матерью.
Она бросилась к ребенку. Гаэтон перехватил ее.
– Я должна помочь…
– Твоя смерть ничем не поможет ему! – прорычал он, до боли стиснув ее.
Они бежали и бежали, петляли меж развороченными машинами и мертвыми телами, кровоточащими, с оторванными конечностями, торчащими костями.
На окраине городка Гаэтон втащил Изабель в маленькую церквушку. Здесь уже было полно народу, люди жались по углам, прятались между скамьями.
Гул моторов мешался с грохотом выстрелов. Витражные окна задребезжали, кусочки цветного стекла брызнули на пол. Потолочные балки натужно заскрипели, сверху посыпались мелкие камешки. Пули засвистели в самой церкви, прибивая к полу руки и ноги. Взорвался алтарь.
Гаэтон что-то прокричал, она ответила или подумала, что ответила, но, прежде чем Изабель сообразила, что происходит, очередная бомба вонзилась в церковь и крыша над их головами разлетелась.
Семь
По городским меркам местная ecole elementaire – школа небольшая, но довольно просторная и неплохо укомплектованная, а для ребятишек из коммуны Карриво так и вовсе громадная. Прежде чем стать школой, это здание служило конюшней богатому феодалу, а на центральном дворе, вокруг которого подковой выстроились хозяйственные постройки, была стоянка карет и еще хватало места для маленького рынка. Школа могла гордиться прочными каменными стенами, яркими синими ставнями и старинными деревянными полами. Главное здание, сооруженное в том же стиле, разрушили еще во время Великой войны, его так и не восстановили. Подобно многим школам во французских городках, эта тоже стояла на окраине.
Вианна сидела за учительским столом и, нервно теребя смятый платок, разглядывала детские лица. На полу рядом с каждой партой – противогаз. Сейчас дети носят их с собой повсюду.
Открытые окна и толстые каменные стены облегчали жизнь, но все равно жара утомляла. Боже правый, и без того трудно сосредоточиться. Новости из Парижа просто ужасают. Все только и говорят, что о туманном будущем и шокирующем настоящем: немцы в Париже. Линия Мажино прорвана, французские солдаты гибнут в окопах и бегут с фронта. Вот уже три ночи – после телефонного звонка отца – она не спит. Изабель бог знает где между Парижем и Карриво, от Антуана никаких вестей.