– У соседей, играет с Сарой. Помнишь мою подружку Рашель?
– Помню.
Вианна налила себе чашку крепкого кофе и присела за стол к сестре.
Изабель сыто рыгнула, прикрыв рот ладонью.
– Извини.
– Думаю, мы можем не обращать внимания на изящные манеры, – улыбнулась Вианна.
– О, ты не знаешь мадам Дюфур. Она бы дала мне кирпичом по башке за такое преступление. – Снова разболелся живот, подступила тошнота. Она отерла подбородок рукавом. – Какие новости из Парижа?
– Над Эйфелевой башней развевается флаг со свастикой.
– А как папа?
– Говорит, в порядке.
– Держу пари, переживает из-за меня, – с горечью произнесла Изабель. – Не надо было ему меня отсылать. Но когда он поступал иначе?
Они коротко переглянулись. Одно из немногих общих воспоминаний, эта общая неприкаянность и брошенность, но Вианна определенно не хотела об этом вспоминать.
– Говорят, беженцев больше десяти миллионов.
– Никогда не видала таких огромных толп, – согласилась Изабель. – И в основном женщины и дети, Ви, да еще старики. А они просто… просто расстреливали нас.
– Но все уже позади, – вздохнула Вианна, – давай думать о хорошем. Кто такой Гаэтон? Ты вчера все время повторяла это имя.
Изабель ковырнула подсохшую царапину на запястье, слишком поздно сообразив, что не надо бы этого делать. Ранка опять начала кровить.
– Может, он как-то связан с этим, – нарушила Вианна затянувшееся молчание и вытащила из кармана фартука скомканный клочок бумаги. Записка, которая была приколота к платью Изабель. На бумаге грязные отпечатки окровавленных пальцев и три слова: Ты не готова.
Изабель почувствовала, как мир уходит из-под ног. Дурацкая детская реакция, она прекрасно понимает, но все равно очень и очень больно. Он ведь хотел взять ее с собой, пока не поцеловал. Но каким-то образом почувствовал ее несостоятельность.
– Да никто он, – сухо бросила Изабель, забирая у Вианны записку. – Просто парень с хитрой мордой, лгун и мошенник. Никто. – И продолжила, глядя прямо в глаза Вианны: – Я ухожу на фронт. И мне плевать, кто и что подумает. Я могу водить санитарную машину или перевязывать раненых. Все что угодно.
– О, ради всего святого, Изабель. Париж оккупирован. Нацисты в городе. Что может сделать восемнадцатилетняя девчонка?
– Я не собираюсь прятаться в деревне, пока нацисты уничтожают Францию. Будем откровенны, ты никогда не испытывала ко мне родственных чувств. – Лицо ее стало жестким. – Я уйду, как только смогу передвигаться.
– Изабель, здесь ты в безопасности. Только это имеет значение. Ты должна остаться.
– В безопасности? – презрительно фыркнула Изабель. – Вианна, ты действительно считаешь, что это самое важное? Я скажу тебе, что я видела своими глазами. Французскую армию, которая бежит от врага. Бошей, которые безнаказанно убивают мирных жителей. Ты, если угодно, можешь не обращать на это внимания, но я – нет.
– Ты останешься здесь. И не будем больше это обсуждать.
– Да когда я была в безопасности рядом с тобой, Вианна? – горько сказала Изабель и увидела боль в глазах сестры.
– Я была молода. И пыталась стать матерью для тебя.
– О, прошу, давай не будем начинать с вранья.
– После того как я потеряла ребенка…
Изабель отвернулась, поднялась и поковыляла к двери, пока сестра не успела произнести что-нибудь непоправимое. Стиснув руки, чтобы не дрожали. Вот именно поэтому она не хотела возвращаться в этот дом и встречаться с сестрой, именно поэтому столько лет здесь не появлялась. Слишком больно. Она включила радио погромче, заглушая собственные мысли.
– …Маршал Петен обращается к вам… – донеслось из динамика сквозь потрескивания.
Изабель нахмурилась. Петен – герой Великой войны, всеми уважаемый национальный лидер.
Вианна тоже подошла поближе, прислушиваясь.
– …Я принимаю руководство правительством Франции…
Помехи заглушали его голос. Изабель нетерпеливо покрутила ручку громкости.
– …Наша героическая армия, достойная славных военных традиций прошлого, отважно сражающаяся против врага, превосходящего по мощи и численности…
Опять помехи. Изабель постучала по радиоприемнику, прошипела сердито:
– Да чтоб тебя!
– …В это тяжкое время я думаю о несчастных беженцах, заполнивших сейчас дороги Франции, об их невероятных страданиях. Я выражаю им свое сочувствие и тревогу об их судьбе. С тяжелым сердцем говорю я вам сегодня, что необходимо прекратить борьбу.