— Все, чего хотела, — это быть чьим-то соловьем. Я выросла, веря в то, что выйду замуж, у нас будет пара детей и мы состаримся вместе. Я даже попросила бабушку научить меня играть на пианино и готовить ее знаменитый соус для спагетти, на случай если моему мужу это понравится, как нравилось дедушке
Эти идеальные губы растянулись в улыбке.
— На самом деле, не бывает «долго и счастливо». Не бывает «пока смерть не разлучит нас». Есть любовь и потери. Это просто такая закономерность, и теперь я это знаю. Теперь, когда я стала мудрее, это гораздо меньше бьет по сердцу. — Она нарисовала пальцем круги на воде. — Я же говорила, глупая и бестолковая.
Внезапное неистовое желание доказать, что она не права, схватило его за горло, но разве он не сделал то, чего она боялась всю свою жизнь? Его отношения были не более чем поверхностным развлечением, и когда пришло время и его девушка захотела чего-то более серьезного, он удрал.
— Неудивительно, что ты меня ненавидишь.
— Что? — Она вскинула голову и прищурилась. — Я не ненавижу тебя. Даже не знаю тебя настоящего, но мне бы хотелось.
То, что она не отказалась от него, даже будучи незнакомцами, снова вызвало в нем цепную реакцию, как и ее поцелуй. Не имея не малейшего представления, что с этим делать, он сосредоточился на языке ее тела, на том, как она наклонилась к нему, словно желая прикоснуться.
Ему нужно было отвлечься, прежде чем он снова поцелует ее.
— Расскажи о своих родителях, — сказал он. — Полагаю, там есть какая-то история, потому что, кроме мрачных намеков с твоей матерью, ты ни разу не упомянула о них.
Краска отхлынула от ее лица, когда она поднялась по ступенькам и обхватила свои колени.
— Раньше мы были близки, но теперь я их редко вижу.
— Почему?
— Неважно. Они счастливы, и со мной все хорошо. Что еще тебе нужно знать?
Все.
— Почему ты решила написать о детях, ставших жертвами наркоторговли? Почему не о политическом скандале или коррупции в мэрии? Это твой отец вдохновил тебя?
— Боже правый, нет. Мой отец был замкнутым парнем. Добрым и всегда был рядом, когда я в нем нуждалась, но он был занят своими делами. Интересы мамы не выходили далеко за пределы ее собственных мыслей. Нет, на этот путь меня наставила именно бабушка. Летними вечерами она рассказывала мне истории, когда мы втроем качались на качелях на веранде, я была посередине. Это было самое безопасное место на земле.
— Что за истории?
— Раньше она работала социальным работником в организации помощи детям. У нее была теория, что большинство из нас идет по жизни, не видя, что на самом деле происходит вокруг. Наша слепота — это защитный механизм, потому что если мы позволим себе увидеть, что скрывается за улыбающимися лицами, мимо которых мы проходим, то почувствуем себя обязанными помочь. И только когда… ну, несколько лет назад я оказалась на углу Йонге и Дандас с группой бездомных подростков, мир вдруг стал казаться другим, более темным. В течение недели я приходила каждый вечер и проводила с ними время, расспрашивая об их жизни. Их истории сломили меня. Тогда я поняла, каким журналистом хочу быть.
— Тебе виднее. Ты говорила об этом еще в офисе, когда рассматривала мои фотографии.
— У меня была теория, что твоя травма дала тебе то пробуждение, которое было у меня, и поэтому ты основал фонд. Но ты был в поиске и до этого, даже если не знал, что ищешь.
Он никогда не слышал более глубокой правды о себе. Он искал цель с тех пор, как его бросили родители, и нашел ее в глазах мальчика, оказавшегося в самом центре ада. Один взгляд на его фотографии и она, возможно, узнала бы о Мике больше, чем он сам, по крайней мере, на первый взгляд.
— А теперь расскажи о том, каким был знаменитый Мика Лейн в школе. — Улыбка рассеяла меланхолию в нем, и его сердце снова забилось. — Держу пари, от тебя и тогда были одни неприятности.
— Больше, чем ты, можешь себе представить. — Он начал оживленно рассказывать о временах, которые почти забыл, а она с энтузиазмом слушала и комментировала. Они разговаривали без умолку до тех пор, пока последние лучи солнца не окрасили небо в королевско-голубой и звезды не засверкали.
— Наверное, нам пора выходить, — сказала она, с грустью признавая это.
— Я вся в мурашках, и мне немного холодно.
Мика взял ее за руку, довольный, что она позволила ему, и повел ее по ступенькам на верхнюю часть террасы, где на столе все еще стояли их тарелки. Лунный свет играл на кончиках ее волос и придавал лицу неземное сияние.
— Прекрасно, — сказал он, осознавая глубокий резонанс в голосе. Так говорил его отец, когда разговаривал с матерью. Что, черт возьми, с ним не так?