Выбрать главу

Окрылился Павел Матвеич.

Вновь взлетел в душе орлом.

Впереди опять засветилось будущее. А Головачев будто и не замечал, что дело-то все с этим предложением обладил Платон Кузьмич Порываев, депутат облисполкома, отличный хозяин и признанный в области колхозный вожак.

Есть годы в нашей жизни, которые, пожалуй, будут иметь когда-то ценность и хождение только у историков или при изучении истории родины. Это происходит потому, что, как они, эти годы, ни высоки, ни значимы, все же монолитное наше огромное время в своем движении вперед притушит их, оставит значимыми, но сделает их эпизодическими, как бы сузит, уменьшит, чтобы, оставив в истории, поставить их все на свое надлежащее место в том объеме, в каком из истории им и надо выглядеть.

Вот, к примеру, давно ли было то время, когда мужик наш на трактор садился и вместо вожжей брал в руки штурвал управления машиной? Какая грандиозная была тогда это работа и перемена! Теперь время все поставило на свое место. Грандиозность явления осталась, но как бы пригасла. Для молодых поколений пересадка мужика с коня на трактор всего лишь осмысленный эпизод из истории борьбы за социализм, хотя трактор восемнадцать миллионов единоличных мужицких дворов сковал в одну единую колхозную семью.

Или вот, давно ли, кажется, был культурный поход в деревню, когда ломались вековые устои мракобесия, суеверий, бескнижия, неграмотности, поповщины, межевой отчужденности, шагавшей по деревням чуть ли еще не со времен Мономаха. Все, что надо было сделать, было сделано. Газета, изба-читальня, радио первыми нанесли этой старине решительный удар. А теперь молодые поколения смотрят на этот поистине грандиозный тогда шаг, как на маленький эпизод родной истории, и даже смеются, когда видят где-либо в деревне еще живущую, но давно замшелую избу-читальню, прародительницу теперешних сельских клубов и Дворцов культуры.

Или вот когда-то в пору военного коммунизма на селе продразверстка существовала. Продразверстка эта была заменена позднее продналогом. Что тогда значила эта продразверстка для мужика-единоличника, какое облегчение принес мужику продналог, что произошло после этого в деревне? Историки, разбирая причины и следствия, могут последовательно восстановить, почему она возникла, почему была отменена и значение всего этого для того времени, давно прошедшего, но последовательно же и входящего во всю историю развития нашей страны. Но для будущих поколений все это будет только эпизодом, имевшим место в нашей истории, не более. Острая значимость этого события для них будет неощутима, от него для них останется только обнаженный смысл.

Возможно, то же самое произойдет и с тем близким к нам временем, что пришло в нашу деревню после тысяча девятьсот пятьдесят третьего года, когда в деревне явный упадок был открыт. Может быть, историки грядущего времени тоже не много отведут места таким явлениям этих близких нам лет, как хотя бы отмена налогов на личные хозяйства колхозников, как хотя бы отмена шестиценья на продукты сельского труда, стоявшего между производителем и потребителем глухим и неумным барьером, как хотя бы повышение закупочных цен на товары сельского производства и передача техники в руки словно реабилитированного, как бы вновь восстановленного в правах пахаря, который до этого был уставным придатком громоздкой и многопожирающей машины, что называлась МТС.

Но какое там место ни отведут историки этому явлению в жизни деревни нашего времени, значимость его останется, не развеется, потому что это тоже веха в жизни народной, мимо которой пройти нельзя.

Павел Матвеич деятельность свою в облисполкоме начал именно в эти годы и под звук топора плотника, и под звук мастерка каменщика встрепенувшейся от уныния деревни и был всему свидетелем. Но каким?

Встав опять на свою серединку, положив по старинке опять за правило настраиваться на антенну, на антенну, на какую нужно будет настраиваться, он решил: «Я еще не жил. Буду жить!»

И начал жить.

В облисполкоме присматриваться к нему скоро перестали, стали прислушиваться. Говорил Павел Матвеич только дельные вещи, и все эти вещи казались всем значимыми. Выступать он не любил, говорить тоже. Но если выступал, то говорил вещи продуманные и обоснованные. Он много ездил по районам, знакомился с хозяйствами и всегда привозил уйму соображений, которые требовали реализации. Он не настаивал на реализации их тут же, но всегда ставил какие-либо перспективные задачи, к решению которых возвращаться было необходимо. Полем деятельности его опять была агрономия, но к этому теперь прибавлял он расчетливый хозяйский довод там, где находил нужным, и всегда, как ему казалось, рассматривал любое дело с принципиальных партийных позиций.