Но, сказав однажды себе: «Я еще не жил. Буду жить!», он совсем не думал о какой-либо своей глубокой принципиальности, а просто решил не забывать о себе, и что можно было прикопить, «припу́тать» — выражение бабки его деревенской, свойство и его языка, — он прикапливал и припу́тивал жадно и смело, и скоро достиг во многом успеха.
Отсылая часть заработка дочери своей Вареньке — в этом он был и теперь до предела пунктуален и точен, — другую, оставшуюся, клал он на сберкнижку, восполняя недостачу на прожитие частыми и длительными командировками. Случалось заболеть, болел долго и охотно, говоря: «Пришло время болеть и мне». А чаще всего у Павла Матвеича стали к этому времени побаливать ноги.
В первый же год службы в облисполкоме Павел Матвеич впервые в жизни отправился на курорт. Доктор Мавзолин, который курировал его, рекомендовал Павлу Матвеичу туристский лагерь или простой дом отдыха в сосновом бору. Но Павел Матвеич выбрал Сочи и поехал туда ради интереса. Лечиться Павлу Матвеичу нравилось потому, что для этого все было создано на новом месте работы, а не лечиться было как-то неудобно: все сослуживцы лечились охотно и много.
Что же касается службы, то для него важно было именно служить. Ему нравилась не сама служба, а процесс службы, не то, чему он служил, а то, как проходил процесс службы, ее течение. В этом течении службы он старался решать многие вопросы, которые вставали перед ним, и это течение службы, и эти вопросы постепенно становились и содержанием его жизни.
На Павла Матвеича было возложено общее руководство делами агрономии в хозяйствах области, и он с удовольствием тратил время на то, чтобы знакомиться с хозяйствами, по возможности влиять на дела агрослужбы, делал из этого общие выводы.
В эти годы вновь пошел процесс укрупнения колхозных хозяйств, уже не карликовых, но все же и не очень больших. И Павел Матвеич, как ему казалось, наилучшим образом давал рекомендации, учитывая, конечно, и почвенные и экономические условия, для объединения их. Процесс был не скорый, но и не медленный. Павел Матвеич работал над проектом таких объединений в районах, ему предложенных, именно в тех, которые он уже несколько знал, и работал перспективно, не забывая того, что процесс этот имеет и политический смысл. Выступая, он говорил об этом, хоть и без этого всем было ясно, что это так.
По второму году на новой службе Павел Матвеич поехал лечиться в Кисловодск. Этот год можно считать годом начала его новой семейной жизни потому, что там он встретил Эльвиру, свою вторую официальную подругу, с которой, несмотря на то что она была из того же облцентра, знаком до этого не был. Он даже не встречал, не видел ее в облцентре, видимо потому, что правого крыла здания облисполкома никогда не посещал, а Эльвира-то там часто и бывала по делам службы, а именно в облоно.
Знакомство это произошло в Кисловодске, в «Храме воздуха», на высокой горе, куда Павел Матвеич поднялся после углекислой ванны. Наверху, близко к обрыву, стояла не молодая, однако и вовсе не старая, лет средних, довольно красивая женщина. Ветер красиво относил ее безрукавное цветастое платье и обнажал выше колен полные ее ноги. Все же лица женщины совсем не было видно, потому что стояла она к Павлу Матвеичу вполоборота и глядела на угасающий закат.
Вдруг женщина вскрикнула и заслонила глаза рукою, согнутой в локте. Павел Матвеич подскочил к ней.
— Что, вам дурно? — спросил он и взял женщину под локоть.
— Ничуть! — отвечала она, повернувшись, и покраснела. — Просто от воздуха голова немножко закружилась. У нас такого воздуха нет.
И женщина назвала как раз ту область, из которой и был Павел Матвеич.
— Как, землячка? — с удивлением произнес Павел Матвеич и взглянул женщине в лицо, которое ему понравилось сразу.
Пошли вниз. Подавал руку при спуске. Подставлял локоть. Познакомились. Женщину звали Эльвирой.
Эльвира оказалась культработником, служила в обкоме профсоюзов, дело ее было — организация художественной самодеятельности на предприятиях и заводах города, на предприятиях и заводах области. Была она лет тридцати пяти от роду, в меру холена, в меру самостоятельно держала себя, курила. Часто в свою речь вставляла слова: «Мы, культработники». Характер уверенный, не жесткий, не мягкий, однако, должно быть, все же твердый. Видимо, если бы она была партийным работником, она с удовольствием говорила бы: «Мы, партийные работники».