Вот тогда-то и выступил Павел Афанасьич Килков застрельщиком своей идеи. На одном из пленумов обкома он выступил с проектом создания стада быков-производителей из племенной молоди. Для этого он предложил в лучших хозяйствах отобрать и закупить породистых бычков-однолеток в количестве двести штук и так заложить это важное, как всем казалось, направленное на прогресс в деле животноводства хозяйство.
Павел Афанасьич обосновал и экономическую сторону дела, доказав, что такое хозяйство может существовать на хозрасчете, а что пользы от него будет столько, что и сомневаться не приходится, — через столько-то лет, как подсчитал он, с колхозных дворов исчезнут беспородные и малоудойные разные Буренки и Пеструшки и вопрос о породистости скота можно будет решить окончательно.
Предложение Килкова понравилось, решение о создании такого хозяйства было вынесено, а базой для его организации выбрали как раз то свинооткормочное хозяйство, директором которого тогда был Клим Афанасьич Бурчалкин. Бурчалкин был тертый калач и на всякие новшества глядел с подозрением. Его трезвая и твердая установка была всегда одна.
— Полеводство, — говорил он, — это дело агрономов и растениеводов. Пусть они растят корма и дают их нам. А откорм птицы и поросят — дело инженерное. Тут нужны породистая птица и породистые поросята, да знание, сколько и какого корма им дать. А в остальном — фабрика, конвейер. Откормил свинью столько-то дней — и под нож. Важно иметь такую свинью, что за определенное количество дней и на определенных строго кормах сможет дать, ну, скажем, сто килограммов мяса. Тогда дело пойдет. А так филантропия получается. Ты гони и малинку и калинку, ты и сей, и паши, и на коровок дыши. У тебя и куры, и утки-дуры, и чушки, и индюшки-птушки. Хозяйство — полная чаша! Да это же старинка. Идеал кулацкого хозяйства, а не нашего. Посмотрите, придет время, как в наши хозяйства ворвется инженерия; она расчленит их, заставит специализироваться.
И приводил пример:
— Так хозяйство-то полная чаша в старых хороших барских имениях было. Все есть. И малинка, говорю, и свининка, и молочко, и хлебец. А продуктивность? Сколько доходу, столько на имение и расходу. Хочет помещик в зиму с десяток телят пустить, а невыгодно. Продает и тужит, что имение доходу не приносит. А те, кто и тогда специализировался, ничего не имея, карманы набивали. Специализировался купчина на откорме скота. И что же он делал? А ничего особенного. В одном месте выпасы арендует, в другом полудохлых телят купил. Выгнал на выпасы, откормил — и дело с концом. Ему ни дворов, ни стойл не надо. Осенью хоть на мясо, хоть на племя бери скот у него. Распродал, раскланялся, и до весны о нем не слыхать. Плохая специализация, старинная, примитивная, а специализация. У него дело лучше идет, чем в хозяйстве, где полная чаша.
Однажды — а было это, конечно же, в те минувшие времена — за эдакие-то вот речи Клима Афанасьича чуть из партии не выгнали — увидели в его высказываниях антигосударственные тенденции. Выручил Анатолий Васильич Протасов, единолично своей рукой наложив вето на этот вопрос. А Бурчалкину сказал:
— Все верно, что говоришь. Да время не приспело твоей инженерии. Ты на какой кровати спишь? На железной? Богач. А мы для всех кроватей железных дать еще не можем. Вот, брат, в чем дело.
Давно это было. С тех пор Клим Афанасьич постарел, малость поопустился, но хозяйствовать так, как подсказывали времена, научился и мог даже за пояс заткнуть любого директора и председателя колхоза по изворотливости в делах, требующих поддержания хозяйства. У кого чего нет, у него всегда все есть!
Вот к нему-то, в его старое свинооткормочное хозяйство, с готовым уже решением и явился Павел Афанасьич. Когда Клим Афанасьич прочитал решение, он в ужас пришел и за голову схватился.
— Разорить, разорить хотите?! — вскричал он, надвигаясь на Килкова. — Да думали ли вы, когда решали? Откуда я возьму кормов на эти двести хвостов ваших будущих производителей? Ведь у меня нет сена, у меня же свиньи, им сена не нужно.
— Все же решение придется выполнять, — сказал ему твердо Килков, — а об остальном договоримся.
Клим Афанасьич руки опустил, когда к нему партия за партией стали поступать мордастые, с красивыми задумчивыми глазами, породистые бычки-одногодки. Он даже не знал, где их разместить, не то что чем и на какие средства выращивать. За полгода он так подорвал дела своего свинооткормочного хозяйства, что, когда пришел отчетный год, Бурчалкин уже кричал Килкову:
— Повешусь, утоплюсь, а быков твоих сживу со двора!